Затем он раскинул руки в жесте проповедника, ладонями кверху.

– Вы видите, я изменился, – сказал он, глазами давая понять, что у него теперь новое тело. – И, если я стану Высоким Лезвием Мидмерики, в наших общих интересах будет поддерживать добрые отношения.

Затем он встал возле огромного окна, как несколькими минутами раньше Ксенократ, и посмотрел вниз с таким видом, словно это был его последний в жизни день.

– Я хочу знать, какие ветра дуют на совете, – сказал он.

– Разве вы не слышали? – усмехнулся Ксенократ. – На этих широтах не бывает ветров.

Но Годдард не обратил внимания на его сарказм.

– Я знаю, что Верховное Лезвие Кало и Верховный Жнец Кромвель отрицательно относятся к идеям «новых» жнецов, зато Верховные Жнецы Хидейоши и Амундсен нам сочувствуют.

– Если вы все знаете, почему спрашиваете? – спросил Ксенократ.

– Потому что Верховные Жнецы Зинга и Маккилоп пока никак не выразили своего отношения. Но я надеюсь, что вы сумеете повлиять на их решение.

– Но почему я должен так поступить? – спросил Ксенократ.

– Потому что, несмотря на свой безмерный эгоизм, как жнец вы, насколько мне известно, в высшей степени достойны уважения. И, как таковой, вы обязаны служить справедливости.

Он подошел на шаг ближе.

– Как и я, вы прекрасно знаете, что назначенное на завтра расследование будет руководствоваться чем угодно, но не законами справедливости. Я уверен, что ваши замечательные дипломатические навыки позволят вам убедить совет отбросить предубеждения и принять честное, справедливое решение.

– То есть сделать вас Высоким Лезвием после годичного вашего отсутствия, да еще и с семью процентами принадлежащего вам тела?

– Я об этом не прошу, – сказал Годдард. – Нет! Я прошу лишь о том, чтобы меня не дисквалифицировали как жнеца до объявления результатов голосования. Пусть свое слово скажут жнецы Мидмерики! Пусть их решение станет основным, каким бы оно ни было.

У Ксенократа закралось подозрение, что Годдард неким загадочным образом узнал, что выиграл выборы. В противном случае вряд ли он стал бы демонстрировать такое благородство.

– И это все? – спросил он. – Все, что у вас есть?

– В общем-то, нет, – ответил Годдард и перешел к главному. Не говоря ни слова, он сунул руку во внутренний карман своей мантии и извлек оттуда еще одну мантию, свернутую так, словно это был подарок. Он протянул мантию Ксенократу. Это была черная мантия Жнеца Люцифера.

– Вы… вы поймали его?

– Не только поймал, – ответил Годдард, – но и привез сюда, в Стою, чтобы он предстал перед судом.