Межзвездные исследования получат колоссальный импульс. Будут вечно возникать совершенно непредсказуемые новые факторы, которые не дадут ситуации стабилизироваться: чужие планеты, чужие цивилизации, новые знания о физической вселенной, мутации… И человек снова станет заложником случая. Будут хаос и страдания, восход и падение целых культур, войны и угнетения, с этого момента и до конца времен!

Он умолк, и воцарилась тишина. Четыре человека стояли, не шевелясь, сгрудившись в кольце инопланетного оружия. Они словно ждали.

– Ладно, – наконец произнес Эвери. – Вот мой ответ. Теперь я хочу услышать ваш. Вы поможете мне придумать объяснение? Вернетесь домой и будете молчать до конца жизни? Знаю, я прошу многого, но в противном случае сможете ли вы встретить будущее, которое предали?

Глава 18

Они смотрели друг на друга.

– Решать надо быстро, – сказал психмен. Он внезапно успокоился, встретился с ними глазами и улыбнулся в тусклом полумраке. – Шлюпки вот-вот прибудут.

Гуммус-лугиль шаркнул ногой по земле. Его лицо исказило страдание. Торнтон вздохнул. Именно Лоренцен ощутил в себе твердое, резкое решение и спросил:

– Эд, ты уверен, что все это – правда?

– Я всю жизнь этим занимался, Джон.

– Это не ответ. На самом деле, сегодня ты пользовался не только семантически нагруженными словами. Я спросил, насколько ты уверен в своих выводах о том, что произойдет, если человек останется в Солнечной системе и если он ее покинет.

– Первый вывод – практическая достоверность. Мы знаем, как творить историю. Разумеется, ты всегда можешь сказать, что если темная звезда врежется в наше солнце… но будь здравомыслящим!

– Однако ты уверенно заявляешь, что если человек отправится к звездам, его будущее непредсказуемо – и его будущее печально.

Гуммус-лугиль и Торнтон вскинули головы и уставились на Лоренцена.

– Непредсказуемо в деталях, – устало ответил Эвери. – В общих чертах я могу предвидеть…

– Значит, можешь? Я в этом сомневаюсь. На самом деле, я в это не верю. Реальность, физическая вселенная со всеми ее вероятностями, слишком велика, чтобы укладываться в какую-либо человеческую теорию. И если где-то в галактике что-то пойдет не так, вполне могут найтись другие места, где все сложится правильно, более правильно, чем способен предсказать ты или кто-либо другой.

– Я не говорил, что мы должны навсегда отказаться от космоса, Джон. Лишь до тех пор, пока не научимся сдержанности, доброте и сложному процессу мышления.

– Пока все мы не станем отлиты по одной форме – вашей форме! – хрипло сказал Лоренцен. – Я утверждаю, что человек, заползший в свою крошечную раковину, чтобы думать чистые мысли и созерцать собственный пупок, перестает быть человеком. Я утверждаю что, несмотря на все наши неудачи и грехи, мы по-прежнему чертовски неплохо справляемся для животного, которое всего две сотни жизней назад бегало по джунглям. Человек нравится мне таким, какой он есть, а не таким, каким, по мнению кучки теоретиков, ему следует быть. И причина, по которой мы зашли так далеко, состоит в том, что никто никогда не заставлял целую расу превратиться в копию самого себя; у нас всегда было разнообразие, всегда были бунтари и еретики. Мы в них нуждаемся!