И он увидел то, что заставило его похолодеть от ужаса: солдаты Хенны сражались уже не столько с Кланом Волка, сколько друг с другом. При этом каждый из них кричал еще что-то воинственное, что-то обидное, и по их воодушевленным лицам, по их блестящим глазам он понял, что они одурманены какой-то иллюзией. Пока они тратили оставшиеся силы друг на друга, противники шустро меняли позицию, нанося удар исподтишка. Враги собирали своих раненых, деловито приводили в порядок оружие, а люди Хенны их даже не видели. Число противников явно начало резко возрастать. Откуда-то приходили и приезжали все новые и новые нападавшие, и доблестной армии Красного Скорпиона грозило уже даже не поражение, а полное истребление. Сильвенио бежал, задыхаясь, и все еще лихорадочно искал хоть какие-то признаки Хенны – голос, мысль, яркие доспехи, красный меч, рыжую голову – все что угодно. Он бежал, а над ним разрывались снаряды, гудели лазерные бластеры, вокруг него что-то оглушительно звенело и грохотало, раздавались взрывы, почва уходила из-под ног, и перед глазами перемешивались и небо, и земля, и люди, и огонь, и реки крови. В него стреляли, в него летели тяжелые железные осколки, один из которых глубоко пропорол ему плечо, вызвав такую дикую волну боли, что он не упал только потому, что понимал: его просто затопчут и переломают ему все кости, не заметив. Черный дым забивался в ноздри и разъедал глаза, и вскоре Сильвенио уже не знал, куда бежит, он потерял свою цель, не искал уже даже Хенну, только мечтал поскорее выбраться из этого Ада.
Наконец он каким-то чудом увидел совсем рядом Гиша, чуть не разрыдался от облегчения, и тут же восстановилась его собственная поисковая сеть. Вернее, ее наверняка восстановили за него, потому что он помнил точное число всех солдат Хенны. Теперь огоньков разума осталось всего несколько штук. Где-то справа мелькнула пышная фиолетовая копна волос Илаинары – у него на глазах она оказалась в эпицентре очередного взрыва. Погас еще один из этих немногочисленных огоньков. Он ощутил в конце концов и разум Хенны, самый яркий, самый порывистый огонек, но она находилась слишком далеко, а сердце его сжалось: в страхе не за себя, но за нее. Он бросился к снайперу, который, пока он приходил в себя, успел оказаться к ней ближе, чем к нему.
– Сэр Гиш! – закричал он, срывая голос и уже с отчаянием понимая, что его вряд ли услышат в таком невообразимом шуме. – Сэр Гиш!
Кажется, Гиш не расслышал ничего, кроме одного лишь заветного имени. Этого хватило, чтобы снайпер мгновенно бросился в сторону своего командира, расшвыряв по пути врагов, как ненужные помехи. В этом порыве, в этом движении была вся его любовь, вся его сила, все его стремление…