«Как же может она просить меня о таком… ведь это будет трусостью с моей стороны…» – мысли Тихого Льва были тягучими и неторопливыми, как он сам.
«Как же может она просить меня о таком… ведь это будет трусостью с моей стороны…»
А мысли Рыбки, напротив, скакали в ее голове еще более бойко, чем обычно вслух:
«Вот придурок, о нем же забочусь! Ой, лапочка, не дуйся! Какой забавный! А! Что это было сейчас?! Ужас, мне страшно!!! А-а-а-а!!!»
«Вот придурок, о нем же забочусь! Ой, лапочка, не дуйся! Какой забавный! А! Что это было сейчас?! Ужас, мне страшно!!! А-а-а-а!!!»
Гостиная была совсем близко, и, похоже, влюбленные тоже находились именно там. Пропустив еще один отряд солдат по коридору, Сильвенио ускорил шаг. Сирена продолжала завывать, вызывая у него несвоевременный приступ головной боли.
«Нет, нет, я должен сказать ей, должен воспротивиться ее воле на этот раз, ведь это мое судно, моя славная команда! Как я могу их оставить, даже если просит она! Я должен сказать…»
«Нет, нет, я должен сказать ей, должен воспротивиться ее воле на этот раз, ведь это мое судно, моя славная команда! Как я могу их оставить, даже если просит она! Я должен сказать…»
«Блин, ну реально придурок же! Эй, чувак, твоя любимая девушка у тебя на руках буквально умирает от страха, а ты ей говоришь про какую-то команду! Ну, точно, неделю после этого с тобой разговаривать не буду… Может, пустить типа слезу? Тогда-то он догадается, что надо срочно сматываться!»
«Блин, ну реально придурок же! Эй, чувак, твоя любимая девушка у тебя на руках буквально умирает от страха, а ты ей говоришь про какую-то команду! Ну, точно, неделю после этого с тобой разговаривать не буду… Может, пустить типа слезу? Тогда-то он догадается, что надо срочно сматываться!»
Сильвенио был так удивлен, что чуть не потерял контроль над своей отфильтрованной версией ментальной сетки. Неужели Тихий Лев, благородный пират, все еще чтущий мифический кодекс чести, бросит свою команду и сейчас, когда напали на его собственное судно? Неужели этот человек, известный своей любовью к свободе не меньше, чем своей отвагой, неужели он сдастся так легко?
«Да, теперь вижу я, что ты права, любовь моя… Мой первейший долг – доставить тебя в безопасное место, дабы ничто не угрожало жизни твоей и ничто не пугало тебя больше! Что ж… видно, так поступить предречено мне самой Судьбой…»
«Да, теперь вижу я, что ты права, любовь моя… Мой первейший долг – доставить тебя в безопасное место, дабы ничто не угрожало жизни твоей и ничто не пугало тебя больше! Что ж… видно, так поступить предречено мне самой Судьбой…»