Тут подошла Маманя.

– Ай, какой ты честный, мальчик дорогой. А я-то, баба старая, глянула – пропал мой багаж, и пятьдесят рубчиков в нем пропали! А ты, значит, очень честный, мальчик дорогой…

– Спасибо, что оценили, Елизавета Архиповна, – сухо сказал Дуров.

– На-кась!

Глазам своим не веря, Дуров увидел предложенный ему на чистой тряпице румяный творожник. Рукам своим не веря, взял его. Зубам своим не веря, съел. Показалось – вкусно.

– А Константин таперича у меня здеся! – Торжествующе Маманя похлопала по пузатому «радикулу».

Они вырвались наконец из цементно-индустриального захолустья и неслись теперь посреди зеленой и привольной, чудной, как столица, русской равнине.

– Простите, что вы имеете в виду? – спросил Дуров.

– А то, что Жуков-офицер может приехать когда надо и в тюрьму его забрать, – похвалилась Маманя.

– То есть как это забрать? Какое же он имеет право?

– Насчет прав не знаю, а раз он в тюрьме работает, значит и упрятать туда человека могет. – Маманя поджала губы, но, подумав, добавила: – За непримерное поведение.

– И вы решили своего зятя в тюрьму? – Дуров почему-то разволновался, крепче взял баранку в руки, потому что машину стало заносить на левую сторону.

– Какой же он мне зять, если дочерь мою не милует! Не целует ее, не обнимает… – голосок Мамани чуть дрогнул, – …животик ей не греет… рази это зять?

– Послушайте, Елизавета Архиповна, позвольте мне заметить, что вы ведете себя не очень-то морально. Не поговорив с Константином, не выяснив его душевное состояние, вы запасаетесь угрозами, к тому же довольно странного свойства…

– Сольцы! – Востроглазая Маманя углядела столбик с надписью. – Вот отсюда мне уже три километра до лесного хозяйства. Останови, мальчик дорогой! Вот тебе на пивко с закусочкой.

Она хотела было уже подбросить водителю в кармашек горсточку денег, но тот вдруг резко переложил руль, и машина с маху вылетела на гравийную дорогу к Сольцам.

– А вдруг он по-настоящему, глубоко любит библиотекаря Ларису?! Вдруг это его мечта?! Как вы можете так резко вклиниваться в интимные человеческие отношения?! – сердито восклицал Дуров и, волоча за собой хвост гравийной пыли, приближался к темно-синей ровной стене леса, у подножия которого виднелись голубенькие и желтоватенькие строения.

– А ты сколько на морской службе получаешь? – вдруг спросила Маманя.

– В каком смысле? – Дуров передернул плечами. Что-то странное происходило с ним: он вдруг ощутил неуправляемость своих слов и поступков.

– Какой у тебя оклад? – осторожненько уточнила вопрос Маманя. – Рублей триста получаешь?