Неудивительно. Рацлаве казалось, что они в расчете. Семья давала ей кров и пищу девятнадцать лет, а потом продала черногородскому купцу. Из-за отцовских долгов Рацлава попала в Матерь-гору, и за это поживет в его доме еще немного, не чувствуя, что чем-то обязана – раз уж судьба вынуждает. Они расплатились. Рацлава не любила ни родителей, ни братьев, кроме Ингара, ни сестер, кроме, пожалуй, самой доброй и старшей, уже много лет как замужней; Мцилава ей хотя бы не была противна. Но и зла Рацлава не держала – найдет возможность и уберется подальше, а вот мстить не станет. Никому, даже отцу. Может, но не станет – к чему ей это?

Ее комната была просторная, без нагромождений из утвари. Под окном – лавка, устланная льняным полотенцем; оно хрустело от чистоты. У рамы – связки сушеных трав, помимо лаванды: душица и мята, фиалка и сирень. Рацлава сидела, перебирая лоскуты света и тени, и ей было хорошо.

Из окна тянуло прохладой: это не теплая ласковая осень, которую она дважды застала в Старояре, а предвестник суровой зимы. На севере Черногородского княжества рано ударяли заморозки. Если Рацлава выходила погулять, под ее ногами обязательно лопался первый иней, схвативший палую листву.

Стоило вернуться домой, как кожа вновь начала зудеть от холода. Но все же Рацлава не могла не признать, что в такой погоде было свое очарование – оно оседало в ее песнях слюдяным стеклом; в льдинках – ягоды и цветы, сохранившие отпечаток ушедшего лета.

Рацлава не жаловалась. Судьба не всегда даровала ей то, что она жаждала в определенный миг, но ничего страшного, с этим можно было мириться. Разве она куда-то торопится?.. Она гуляла или ткала там, где ей никто не мешал. Она чувствовала мерное дыхание фьордов, слышала колыбельные песни студеной воды и различала шепот снегов, лежащих на горных вершинах. Ее любимый брат был счастлив. Сестра, которая была ей приятна, не знала горя. Люди, с которыми Рацлава делила дом, не печалились и не голодали – все было тихо и мирно. Благодатное время для песен.

Правда, иногда на Рацлаву все же накатывала тоска. Она с трудом признавала, что скучала по Кригге, Лутому и развеселому староярскому шуму. Как сейчас там, на юге? Кригга осталась при княгине Гедре Витовне, но если захочет, вскоре уедет в Гурат-град – когда княжна Вилдзе выйдет замуж за Хортима Горбовича.

Лутый служил князю Хортиму верой и правдой, и Рацлава знала, что ему воздавалось за труды. Лутый и сам был рад стараться – смеялся, увещевал и мирил правителей, крутясь между княжескими столицами. В последнюю встречу он сказал, что Хортим Горбович может отправить его с посольством в саму Волчью Волынь. Он лучился от предвкушения, но не мог радоваться в полную мощь: тяжело радоваться, если сидишь у постели больной подруги.