Я мысленно прокручиваю в голове план действий. Добраться пешком до Эванстона. С утра первым делом продать что-нибудь из вещей Мэйзи на Черной площади. В соответствии с билетом сесть на девятичасовой поезд, отходящий с вокзала Эванстона. Доехать до Люменаса.

Если мой любовник-скрипач – точнее бывший любовник – не соврал, оказавшись в городе, я без труда найду готовую принять меня труппу. И тогда все мечты станут явью. Я освобожусь ото всех сделок, отброшу все привязанности, смогу начать новую жизнь, взять другое имя, стать совсем иной…

«Я не хочу, чтобы ты была другой».

Тряхнув головой, я возвращаюсь к менее болезненным мыслям.

Я найду себе труппу и стану путешествовать по острову. Каждый вечер я буду играть на пианино…

Перед мысленным взором тут же всплывает та скамейка возле пианино и приближающиеся губы. Сегодня вечером я наконец-то ощутила их вкус.

«Я не хочу, чтобы ты была другой».

«А я не хочу тебя».

Из груди рвутся рыдания, по щекам текут новые слезы. Как бы я ни пыталась изменить ход мыслей, они вновь и вновь возвращаются к тем последним словам, что мы бросили друг другу. Конечно, я солгала, и собственная фраза причинила мне намного больше боли, чем произнесенная Франко. Но что, если он, в отличие от меня, сказал правду?

Тяжело переставляя ноги, я плетусь к туалетному столику и открываю шляпную коробку со столовым серебром. Я достаю оттуда медальон и потускневший серебряный нож. Медальон я сразу убираю в сумку и с ножом в руке направляюсь к запертому сундуку, в котором хранятся последние напоминания о моей истинной личности. Оттащив его от стены, я опускаюсь на корточки.

Слезы застилают глаза, но всю свою тоску, ярость и боль я вкладываю в толстую рукоятку ножа и что есть силы бью по замку. Как ни странно, он ослабевает, и после трех сильных ударов защелка открывается. Подавив очередной всхлип, я снимаю боковые защелки и откидываю крышку.

Я выбрасываю на пол лежащую сверху одежду, пока не натыкаюсь на спрятанное бальное платье. Дрожащими пальцами перебираю складки, пытаясь отыскать билет на поезд и старые туфли. Но почему-то конечности становятся все тяжелее, будто наливаясь свинцом. Отодвинувшись от сундука, я подтягиваю колени к груди и прижимаюсь к ним лбом. Рука сама собой взлетает к шее, и пальцы натыкаются на гладкий опаловый полумесяц.

Я делаю глубокий вдох, постепенно чувствуя, как начинает успокаиваться сердце. Затем, собрав оставшиеся силы, поднимаюсь на ноги и бросаю взгляд на часы.