И он справился: тогда, в коридоре диспансера – как давно это было, ещё утром! – выйти из умирающего тела было проще, но и сейчас получилось. Мякиш поднялся, глядя на разлагающуюся плоть под ногами; теперь он стал чист и бесплотен, хотя и по-прежнему жив.

В какой-то мере.

Полупрозрачное нечто, светло-серое, вылепленное из густого киселя его мыслей, чувств и силы духа, сжимало в руке билет на аттракционы – единственный материальный предмет, которым ему позволено было сейчас владеть.

5

5

На вид ей было лет тридцать. Невысокая, довольно полная, с некрасивым, но породистым лицом, сразу говорящим о средиземноморских корнях – крупный нос, сочные губы, большие карие глаза. Одета хозяйка домуса оказалась вполне в стиле своего странного жилища: тёмно-зелёная туника поверх длинной белой, складки, драпировка, никаких пуговиц и застёжек. И сандалии на ногах, хитрый узор из переплетённых кожаных ремешков, уходящий выше щиколотки.

– Ты бы определился со своим видом, мальчик, – хмыкнула она. – Не то, чтобы я не любила призраков, но хотя бы из вежливости…

Мякиш хотел было возразить, но понял, что исполнить просьбу ему вполне по силам. Тело? Он шагнул – скорее, даже медленно перетёк – вперёд и представил себя таким, как вышел из купе в коридор поезда, когда всё началось. Даже одежда оказалась на месте. Минус кожанка, конечно, в римском доме было довольно жарко, сейчас он это чувствовал.

Его обрадовало, что вообще все телесные ощущения вернулись, в отличие от дня, проведённого после смерти в коридоре в мире, лишённом тепла и холода, запахов и вкусов – да какие, к чёрту вкусы! он ничего же и не ел.

– Неплохо… Лет тридцать пять? Мы выглядим почти ровесниками, – довольно заметила хозяйка.

– Вы красивее.

– Так ровесниками же, а не близнецами! – рассмеялась она. – Подлиза. Впрочем, всё верно, лесть – прямая дорога к большинству сердец.

– Вы – тётя Марта? – с надеждой спросил Антон. Вот будет фокус, если он ещё и пришёл не по адресу после всех мытарств.

– Тётя, тётя… Не дядя же. Но почему ты так странно произносишь – Марта? Это какие-то культурные традиции? Всё время не успеваю отследить, что у вас там меняется. Меня зовут Морта, мальчик, и я – парка.

Она сказала это настолько обыденно, что Мякиша окатило холодом. Как если сказать: «я – почтальон» или нечто вроде. Просто Морта. И просто парка, профессия такая, извольте знать.

– Но не будем стоять у порога остия, раз уж ты пришёл в себя. Пойдём!

Антон оглянулся на останки своего старого тела, но ничего не обнаружил: пол, выложенный мелкой керамической плиткой, был чист и пуст.