И он, закрыв флягу, пошёл на восток, подальше от реки, ему нужно было пройти десять километров, дальше вглубь степи его искать не будут. У них на лодке не было транспорта, а догнать и поймать его пешком у людей Люсички никаких шансов. Уж в чём-чём, а в этом он был уверен.

Вокруг, шурша крыльями, пролетала саранча. Судя по шелесту, тяжёлая, жирная, калорийная. Ему очень хотелось есть. Будь он уверен, что его не ищут, включил бы фонарик – дурное насекомое всегда интересуется светом – и ловил бы её рукой, фуражкой. Тут же, откусывая ноги и головы, ел бы её без соли, сырой, как в детстве. Голодным бы точно не остался. Но сейчас даже маленький фонарик из фляги включать нельзя. А ещё нельзя останавливаться – нужно уходить от реки дальше. Ему ещё два часа идти на восток. Только там он будет чувствовать себя в безопасности.

Небо на востоке покраснело. У него, конечно, слезились глаза, но Горохов всё-таки мог различить изменение цвета. Да и саранчи стало меньше. Скоро утро. Солнце. А у него чешется всё тело, особенно в промежностях. Да, там. Он знает, что будет дальше.

Конечно, он не умрёт от речной воды. Но зуд уже начинал его донимать по-настоящему. Если в носоглотке и горле всё отекло, но перестало болеть и чесаться, то голова под фуражкой просто горела: почеши, почеши темя, почеши затылок и за ушами. И уши тоже чешутся. Такого сильного зуда с ним никуда не случалось, это и понятно: он столько не плавал в речной воде.

А ещё отёк на руке увеличился. Но на это уполномоченный внимания не обращал, рука не болела, только ныла – и то хорошо.

В довершение всего, когда начали высыхать сапоги, начался зуд ног. И если голову, а при старании и спину, можно было почесать, то ноги были абсолютно недоступны.

Но он, стараясь не замечать всего этого, упрямо шёл и шёл прямо на восход. Пока в двух километрах от реки не услышал знакомый стрёкот. Это не саранча, саранча в предрассветной дымке уже начала прятаться в барханы. Так стрекотала сколопендра. Она была за соседним барханом. Бог знает, что у неё на уме. Опасная тварь, как правило, охотится из засады. Но может с голодухи взобраться на бархан и брызнуть кислотой оттуда. Уполномоченный замер и, стараясь не шуметь, левой рукой с большим трудом достаёт из потайного кармана пистолет. Пистолет с восьмью патронами против сильного, быстрого и очень стойкого животного? Нет, конечно. Горохов потихоньку пошёл обратно, обошёл по дуге то место, где услышал сколопендру, и снова взял курс на восход. Но теперь он не выпускал оружия из руки.

***

Солнце уже полностью вышло из-за горизонта, а он всё ещё шёл на восток. Шёл, старясь не смотреть на белый круг, стоило взглянуть – и сразу начинали слезиться глаза, появлялась резь. Речная вода всё-таки давала о себе знать. Андрей Николаевич выпил много воды на лодке, но с того времени, как вылез на берег, он уже дважды останавливался и отпивал из фляги по пять глотков. Во-первых, ему было реально плохо, и первый раз он попил, чтобы хоть как-то облегчить дыхание, а второй раз – когда почувствовал, что у него поднимается температура, и ему нужно было запить таблетку. Эти водопои были ещё и временем передышки. Он останавливался и осматривался. Смотрел в бесконечное синее небо, пытаясь своими воспалёнными глазами увидеть там чёрную точку коптера.