— Разумеется! Призраки магов колдуют с помощью маны, пойманные духи могут давать ману… У меня вот здесь, — я показал кольцо Грома. — Дух, который даёт мне ману молнии!

— Гм… Духи пользуются маной, но особой, — попытался сформулировать Абтармахан. — А чем древнее или сильнее дух, тем особенней у него энергия. Подобно тому, как отличаются мана огня от маны смерти, мана духов отличается от людской.

— А…

— Ты не понял, — он огладил свою бороду. — Мана ЛЮБОГО духа несёт его отпечаток, слепок и волю. Просто благодаря мане моего спутника, я создаю форму огненного змея, а не огненной жабы или кабана. Я не контролирую этот процесс. Ты никогда не получишь ману из обычной молнии такую же, какую тебе даёт твой заточённый дух. Более того, мана духов глубже и… другая. Если пустить её в свои духовные линии и долго медитировать над ней, то можно найти невероятные отличия от обычной. И чем древнее дух, тем больше отличий. Мы в Храме не знаем, с чем это связано: у живых существ из плоти и крови совсем не так. Но в любом случае, энергию духов от маны мы отделяем. Они похожи много больше, чем мана и жизненная сила, но мы всё равно выделяем их в разные типы человеческих начал.

— Ты имеешь в виду семь аурных оболочек?..

— Да, — он кивнул. — Сила духов явно уже не совсем энергия духовного тела. Но и к другим её отнести нельзя. Родственная, но… Но, во-первых, это уже знания Храма, а во-вторых, мы и сами не знаем, что там и как, — резко отрубил он. — А теперь будь так добр, достань еду из костра.

— Угу, — я задумался над новой информацией.

Дни тянулись медленно. Обойдя несколько ближайших деревень, наша троица добралась до нового городка. Мы в то время уже шли по дороге, стараясь уходить с неё только когда по пути встречались поселения. Городок на четыре тысячи человек, суть — огромная деревня. Только скомпонованная потеснее и окружённая большим забором с редкими башенками. Так себе местечко. Мы зашли через северные ворота, обойдя город по дуге. Там же закупили припасы и какую-то клячу, за которую я, видя, что Абтармахан делает это откровенно плохо, торговался упорно и долго, сумев скинуть у торговца цену процентов на пятнадцать.

— И зачем было тратить столько времени? — возвёл очи к небу брахман.

— Чтобы не выглядеть подозрительными, — повторил его жест я. — Мы же тут инкогнито. Или не торгующиеся путешественники для тебя выглядят нормально? — приподнимаю бровь.

— Хм… — он с интересом посмотрел на меня.

Лошадка, кстати, попалась своенравная. Норовила укусить или лягнуть. И лишь стала злее, когда брахман не выдержал и двинул ей по морде локтем. После такого она вообще идти отказалась и клацала зубами перед носом Абтармахана. Он явно оказался раздражён таким поведением. Схватив лошадь за морду железной хваткой и не давая животному вырваться (чёртов йог!), Адаалат-ка-Джаду зажёг свои волосы и лицо, а глаза превратил в алые угольки. Приблизившись к морде и заглянув перепуганной и растерявшей весь свой норов животине прямо в душу, он угрожающе зарычал. Да так, что даже мне страшновато стало. Не удивительно, что лошадка выбрала в качестве туалета именно то место на дороге, где мы и находились. Дрожащее животное пыталось вырваться из цепкой хватки, как только брахман её немного ослабил, но чародей сумел удержать клячу и одной рукой, другой же ещё раз врезал ей по морде. Абхилаша же, видя такое жестокое обращение, отогнала бурчащего брахмана и стала гладить кобылку. Я только плечами пожал: у меня навык обращения и дрессировки строптивых животных развит похуже. С тех пор лошадка больше не ерепенилась, а от Абтармахана старалась держаться как можно дальше. Когда же он шёл чуть позади, животное и вовсе ускоряло ход, нервно фыркая, дрожа и оглядываясь. Её даже одёргивать приходилось, чтобы на рысь не переходила.