Он любил отдыхать в одном приятном месте среди деревьев. Недалеко был водопой, а рядом имелась и тень, чтобы спрятаться от жаркого солнца, и просветы, чтобы нежиться в его лучах. Самка будет жить теперь там, чесать его каждый день и делать сильнее. Что-то внутри отзывается на неё и хочет спариться, но она неправильная. С ней спариваться нельзя. Или можно? Он пока не решил.

Единственное, что ему не нравится в этой странной самке — её запах. Точнее, чужой запах на ней. Запах того двуногого, который сейчас стоит неподалёку. Ему нужно разорвать горло. Подкрасться сзади. Неслышно, благо, мягкие подушечки на лапах позволят наступить на любую ветку или камень и не хрустнуть им. Приготовиться, прыгнуть, повалить на землю и впиться зубами в горло, разорвать… Так и следует поступить, обязательно. Но потом. Сейчас надо убить врагов двуногой самки. А потом его собственного двуногого врага. Да, врага. Самка только его. Враг что-то сделал с его когтями и зубами. Теперь они крепкие и светятся. Такими он может царапать камни (он проверял). Такой сильный, имея такие когти и зубы, он легко убьёт всех своих врагов. И врагов самки, да…

Приготовиться! Неслышно чёрная фигура медленно выползла из земли. Она похожа на шакала, но не шакал. Большая, сильная… Шаг, ещё шаг. Мягкие подушечки на его лапах заглушают любые звуки. Его тело сжалось в тугую пружину, а затем могучим прыжком оторвалось от земли и упало прямо на спину огромного чёрного шакала. Острые и длинные когти впились глубоко в плоть, а зубы начали рвать шею…

*** Конец ПОВ тигра.

*** ПОВ одержимого раба.

Шак’чи когда-то давно был обезьяной. Он уже и не помнил, когда и где жил, что делал и чем занимался. Просто однажды ему не повезло. Он попался людям, которые смогли оглушить его и связать. Шак’чи, который тогда и имени-то не имел, оказался в какой-то странной пещере. Сейчас он знает — это была людская хижина. Двуногие, так похожие на его сородичей, но также и столь отличающиеся, долго танцевали вокруг костра, а затем один из них, одетый в чужую шкуру, с привязанными перьями и рогами, в ожерелье из маленьких черепков, бросил его в огромный костёр. Живого. Туда же он плескал какие-то пахучие жидкости, бросал пучки трав и странные камни, но это всё Шак’чи уже не видел. Он сгорал заживо. Жадное пламя лизало его и пожирало. Он обезумел от боли и ужаса, страха перед смертью и перед огнём.

А потом в огне рядом появился человек. Он тоже горел, но в первую очередь он своим огромным клыком, который держал в руке, видимо, отобрав до этого у какого-то чудовища, старался убить Шак’чи. Жертвенной обезьяне тогда просто повезло: ей удалось опрокинуть человека и, отобрав клык, воткнуть его в живот несостоявшемуся убийце. Ту схватку Шак’чи плохо помнил: он был безумен, видел лишь урывками, да и то — всего одним глазом. Другой спёкся. Всё тело было объято пламенем, жадно бегущим по шерсти, а боль скручивала мышцы лишь чуть менее сильно, чем заставляла их сокращаться агония.