– Что это у тебя за чудо?

– Vayala Famour, – равнодушно ответил самоуверенный и возбужденный новобранец.

– Что?

– Клинки Жизни и Смерти.

– Илакель всемилостивый! Откуда это у тебя?

– Скажем… я время даром не терял.

Граносу ответ понравился, и он одобрительно улыбнулся, поражая очередного врага.

Остальным в элитном отряде приходилось несладко. Они то уходили в оборону, то атаковали или прикрывали друг друга. Уровень их мастерства позволял избегать поражения. Им повезло, что неприятель был изрядно изранен: его сила, скорость и стойкость сильно поубавили еще стрелки. Один из тринадцати замечает, как браслеты на бицепсах Ракши бликуют золотым и питают еле заметную серую ауру, когда мальчик поражает дымящейся вайялой. Как и браслет, скелет, рухнувший на землю, испускает еле уловимую для зрения людей серую ауру.

– Ракши, кажется, ты растешь с каждым убийством! – восторгается и одновременно настораживается один из солдат.

Игнорируя комментарии, Ракши словно позабыл, что значит страх. Его мускулатура ощутимо увеличилась, а вены предельно раздулись, дополняя и без того впечатляющую рельефность его тела. На лица черными точками начала пробиваться щетина. Принц мужал на глазах на поле боя.

Лучники все продолжали погибать, хоть теперь и в меньшей степени. Отряд Граноса пробивается к ним и встает на защиту. Четыремстам уцелевшим нежитям приходится идти на попятную. Вошедший во вкус Ракши продолжает преследовать нежитей, уничтожая их по пути.

Выполняя спасательную операцию, Гранос замечает, что Ракши слишком отдалился:

– Ракши!

Принц игнорирует командира и продолжает впитывать черной вайялой космическую силу материи, побудившей нежитей к восстанию.

Гранос понимал, что изможденные воины не в состоянии более сражаться. Им нужно подкрепиться и набраться сил.

– Ракши! Солдат!

Командир побежал вслед за подчиненным. Увернувшись от атакующей нежити, в развороте принц случайно ударил вайяла-феймором по карфазиану. Затем поразил ногой впереди стоявшую нечисть. Гранос округлившимися глазами смотрит на артефакты юноши, а затем и на него самого. Для него было немыслимо, что эти мечи уцелели от соприкосновения с «алым мучителем».