– Мы как раз пытаемся прояснить одну ситуацию, – начинает Ландсман заново. – И кое-что в этой ситуации напомнило нам о вас.

Дядя Герц снова наливает себе сливовицы, идет к столу и садится.

– Начни-ка с самого начала, – велит он.

– А началось все с мертвого наркомана у меня в гостинице.

– Ага.

– Вы в курсе.

– Кое-что слыхал по радио, а кое-что в газетах прочел. – Старик вечно ссылается на газеты как на главный источник своих знаний. – Он был сыном Гескеля Шпильмана. Тот самый вундеркинд, что подавал большие надежды.

– Его убили, – продолжает Ландсман, – вопреки тому, что вы, наверное, читали в газетах. А перед смертью он скрывался. Он почти всю жизнь был в бегах – то от одного, то от другого, но перед самой смертью он пытался, как мне кажется, скрыться от неких людей, которые его преследовали. Я смог проследить его передвижения до аэропорта Якоби. Он появился там в апреле этого года – всего за день до гибели Наоми.

– Это как-то связано с Наоми?

– Те же самые люди, которые преследовали Шпильмана и которые, судя по всему, его и убили, в апреле наняли Наоми, чтобы она доставила этого парня в Перил-Стрейт – на ферму, якобы обустроенную этими молодчиками для реабилитации проблемной молодежи. Но, оказавшись там, он испугался. Захотел уехать. Позвал Наоми на помощь, и та умыкнула его и переправила назад в цивилизацию. В Якоби. А на следующий день погибла.

– Перил-Стрейт? – переспрашивает старик. – Так эти люди – индейцы? Хочешь сказать, индейцы убили Менделя Шпильмана?

– Нет, – отвечает Берко. – Те самые люди, из молодежного центра. Добрых тысячу акров к северу от деревушки. Построено все, похоже, на деньги американских евреев. Хозяйничают тоже евреи. И, судя по всему, это прикрытие их реальных делишек.

– Каких именно? Коноплю выращивают?

– Ну, во-первых, у них имеется стадо. Айрширской молочной породы, – говорит Берко. – Голов сто, наверное.

– Это во-первых.

– А во-вторых, у них, похоже, там базируется и тренируется некое военизированное формирование. Главарь у них, возможно, старик-еврей. Уилфред Дик его там видел. Но лицо его Дику ни о чем не говорит. Кем бы он ни был, у него, похоже, крепкие связи с вербовскими, – по крайней мере, с Арье Баронштейном он точно в контакте. Но мы не знаем, кто он и что собой представляет.

– Еще там есть один американец, – говорит Ландсман. – Он прилетал на встречу с Баронштейном и прочими загадочными евреями. Все они, кажется, побаивались этого американца, беспокоились, что ему не понравятся они сами и то, как они ведут дела.

Старик встает и направляется к комоду, отгораживающему его спальное место от места для принятия пищи. Из хьюмидора он извлекает сигару и прокатывает ее меж ладоней. Катает долго, туда-сюда, пока она, по всей видимости, напрочь не исчезает из его мыслей.