– Слушай, – начал Дес, и в его голосе что-то изменилось. – Я тут выяснил одну загадку… может, она тебе и неинтересна… но мне нужно с кем-нибудь обсудить.

Флори любопытно уставилась на него, готовая слушать.

– Я удивлялся, почему для встречи с ценовщиком Эл выбрал мою физиономию. Думал, может, он так подставлял Дарта, моего отца или их обоих. Хотя откуда ему было знать, что я имею какое-то отношение к самому Гленну… – Дес прервал поток рассуждений и шумно выдохнул, будто устал говорить. Потом собрался с мыслями и продолжил: – В общем, я чувствовал какой-то подвох. И знаешь, в чем дело? В семейном портрете. – Он сделал паузу, позволяя Флори осознать услышанное, а может, и вообразить. – Картина до сих пор висит в кабинете отца. Я-то думал, он давно снял ее или вырезал меня оттуда. Но я все еще там: на семейном портрете, в этом доме. Я все еще его сын. Представляешь?

Дес говорил с таким восторгом, что не оставалось сомнений, как много для него значит сей факт. Даже если теория надумана и лишена реального содержания, Десу было важно поверить в нее, чтобы зацепиться за слабую надежду.

– Рада, что ты снова гостишь в родительском доме, – сказала Флори с теплотой.

– Это были переговоры, – тут же исправил ее Дес, и она поняла, что поспешила.

Мысль о примирении с отцом все еще пугала его. Тот, кто с благоговением рассказывал о семейном портрете, и тот, кто хмурился, отвергая эти сантименты, были совершенно разными Десмондами. Флори испытывала нечто похожее, когда думала о своем отъезде в Лим: ее прежняя часть по привычке тянулась домой и злилась на ту, которая выдумывала причины остаться.

– Знаю, что Рин ухитрился перекинуть на тебя проблему с нашим домом.

– Я сделал это не по его просьбе, а ради вас, – признался Дес. Как бы неловко ему ни было, он все же сказал: – Мне стыдно, что все это устроил мой отец. Он никогда не признает ошибку, но я бы хотел извиниться за него.

Флори не смогла сдержать удивления. Дес, отказавшийся от своего отца и наследства, отрекшийся от своего имени и всех благ, поданных ему на золотом блюде, принял на себя груз ответственности за то, что натворил его родитель. Что он за человек? Странный, противоречивый, непостижимый. Ей захотелось его обнять. Она едва сдержала порыв, посчитав, что правильные слова сейчас куда важнее душещипательных сцен.

– Тебе не за что извиняться. Кто знает, возможно, именно это нас и спасло тогда. Мы жили в безлюде как на пороховой бочке и в любой момент могли стать его пленницами или жертвами. Обстоятельства вытащили нас из ловушки.