Интересно, не слишком ли много общего? Ладно, об этом спрашивать не стоит. Шеймус наконец заговорил.

— Ангус эту историю лучше всех знает: мы уже дружили. Мне было четырнадцать лет. Да-да, любезный Алим, всего четырнадцать. Я был сопляком, хотя и росту такого, как Ангус сейчас.

— Ну уж не такого!

— Не суть. Это было на Великой войне, как вы наверняка догадались. В землях Бомонтов на самом юге Стирлинга, неподалёку от места, откуда я родом. Я ещё не годился в солдаты, а потому торчал в обозе с женщинами и ранеными, пока Ангус бегал по полю с алебардой. На обоз налетела лёгкая конница: странные наёмники, говорят — из-за Орфхлэйта… ну, Восточного Леса, вы это название знаете.

Капитан отвёл взгляд в сторону, к окну.

— Я прятался, пока не увидел, как трое спешившихся пытаются вытащить баб из-под телеги. Тогда что-то взыграло. Эти женщины были добры ко мне, что случай редкий, если честно. Женщинам в жизни я в основном или платил, или… вовсе их не спрашивал. Но не о том история. Короче говоря, я схватил топор — даже не боевой, плотницкий, которым в обозе работали. Подбежал и ударил одного из тех парней по голове, с которого шлем слетел по случайности. Это было как-то странно… Я себе представлял всё иначе. А тут просто: тюк… и он упал лицом в грязь, без звука, без крови почти. Просто упал — и всё. А его товарищ ткнул меня кинжалом. Вот сюда.

Шеймус оттянул пальцем нижнее веко справа: стала заметна маленькая бледная полоска.

— Это мой первый шрам. Лезвие чудом прошло прямо под глазом. И чудом же не вошло в мозг. Я ошалел, отмахнулся топором — и попал ему в лицо. Хотя толком этого не видел. А третий рубанул меня саблей. Вот сюда.

Теперь капитан отодвинул волосы слева: открылась длинная отметина, идущая вертикально вниз через висок, мимо уха и до самой челюсти.

— Это мой второй шрам. Одним глазом я почти не видел, другой залило кровью. Я упал, тот воин навалился сверху. Пытался перерезать мне глотку саблей, а я подставил руку. И он… пилил, пилил мне предплечье, чтобы всё-таки достать до шеи. Вот тут.

Шеймус сдвинул рукав халата и показал Алиму шрам на запястье.

— Это мой третий. Боли я не чувствовал, как помнится. В итоге выдернул кинжал из-под глаза и стал колоть гада в спину. Раз, два, пять, десять. Колол и колол, даже когда он обмяк и придавил меня к земле, как мешок. Колол и колол, пока с меня не стащили тело. Кинжал из моей руки не смогли вытащить: пальцы свело намертво. Я потом много лет носил тот самый клинок, но в итоге потерял. Не жалко: он был дешёвым, просто запомнился. Такой вот бой.