— В доспехах. Хорошо вооружены. — в голосе телохранителя из Святого Воинства прозвучала тревога.

— Я могу сказать то же самое о вас. Увы, положение нынче совсем не такое, при каковом уместно соблюдать дипломатический этикет в полной мере. Лучше говорить при оружии, чем не говорить вовсе.

Интересно — на таком расстоянии оружие аркебузиров, что стоят на ограде лагеря, ещё опасно? Визирь помнил о судьбе халифа: оставалось уповать на то, что стрелять никто не станет. В любом случае, увы, люди Висельника стреляют дальше, чем мураддинские арбалетчики. Доводить до перестрелки — худший из возможных вариантов, тут уж не надо быть знатоком военного дела. И барану ясно! Только халиф не додумался…

— О, халиф снова не почтил нас присутствием… даже в такой ситуации. Впрочем, я не удивлён.

Первые же слова Шеймуса заставили визиря сделать над собой огромное усилие — лишь бы не выказать удивления. Оказывается, наёмники понятия не имеют, что убили халифа!.. Это в корне меняло ситуацию. Это очень, очень, очень к месту…

— Великий халиф не может присутствовать здесь, однако будьте уверены: я наделён самыми полными, исчерпывающими полномочиями для решения возникших затруднений. Иными словами, почтенный, ведите со мной разговор так, как вели бы его с самим халифом. Больше нет никаких препятствий для прямых переговоров.

Джамалутдину даже не пришлось соврать — отлично!

Визирь заметил, что Шеймус выглядит очень плохо: не только из-за свежих ран на лице, закрытых повязкой и недавно зашитых. Он смертельно побледнел — это было видно даже в лунном свете, а взгляд казался затуманенным. Предводитель наёмников даже немного пошатывался.

— Хорошо, визирь. Давайте говорить. Встречу предложили вы, вам и начинать.

Логично. На рябом лице, наполовину замотанном окровавленной тряпкой, визирю следов какой-либо эмоции разобрать не удалось. Шеймус, понятно, не самый умный человек на свете — иначе занимался бы политикой, а не войной. Однако он и далеко, далеко не дурак! На мякине такого не проведёшь: нужно быть собранным и взвешивать каждое слово.

Лица офицеров и телохранителей, пришедших с Висельником, тоже вынуждали напрячься. На них вовсе не было печати интеллекта, зато насколько эти люди опасны — читалось превосходно.

— Прежде всего хочу принести искренние извинения по поводу бесчестного и возмутительного нападения на дворец — нарушающего все земные и божественные законы, высокие принципы чести и гостеприимства. Поверьте, я глубоко сожалею о случившемся и более всего на свете желаю покарать виновников, а потому…