Аланский представил меня ему, но в глазах Эйтана лишь на мгновение зажегся огонек интереса и одновременно насмешки, он лишь коротко кивнул мне, приветствуя и тут же отвернулся. Это показалось мне высокомерием, почти на грани презрения, впрочем, что я мог тогда ждать от человека, который внес значительную лепту в победу своей страны. Уважения? Вряд ли. Я долгие годы был для него врагом, но все же… Помню, в тот день я в который раз пообещал сбить с него спесь, создать новый самолет, который превзойдет все, что бы он ни задумал. Тогда я не понимал, не знал, что нам больше с ним не по пути, что я так никогда и не смогу достигнуть его высот, ведь я все еще продолжал нашу ”битву за небо” в то время как ОН УЖЕ ТВОРИЛ ИСТОРИЮ».

Майсер Отто. Записки авиаконструктора. —

Федеративная Герания, издательство «Кейснер»,

257 г. – 425 с.

Часть третья Прирученное пламя

Часть третья

Прирученное пламя

Глава 1

Узкая, покрытая квадратными бетонными плитками тропинка, бегущая к вершине холма, где установлена уходящая в небо гранитная стела. Ее серая поверхность покрыта тонкими золотистыми полосками выбитых в камне имен, над которыми крупными буквами выведено: «Героям Наймара. Мы помним о вас». Взгляд, пролетев по строчкам, выхватывает знакомое имя: штат-генерал Андре Роханцев.

– Ну, привет, старый друг.

Сергей, опираясь на трость, опустился на одно колено и возложил к стеле небольшой венок, поднялся, несколько минут постоял так молча, склонив голову, затем с легким вздохом сел на выложенный темно-серым мрамором бордюр, охватывающий памятник широкой дугой. Небольшая серебристая стопка из нержавейки с легким звоном встала на отполированную поверхность, и в нее из карманной фляжки плеснулась темная жидкость ароматного наргорского коньяка. Ратный поднял стопку, поболтал ее, разгоняя коньяк по стенкам, и тоненькой струйкой вылил его к основанию памятника.

– Давай за встречу, дружище. Теперь мне.

Он вновь наполнил бокал, на этот раз до краев, и залпом опустошил его, затем долго молчал, смотря то на расстилающийся внизу город, то в сторону горы, где, словно поломанные зубы неведомого чудища, виднелись превращённые в музей развалины старой крепости.

– Андре, надеюсь, ты простишь меня, что я так долго не приходил, – наконец произнес он. – Дела… все дела, сплошная суета. Кстати, не поверишь, но о твоей гибели я узнал лишь через два года. Представляешь. Они не хотели меня волновать, понимаешь, не хотели расстраивать. – Он коротко хохотнул. – Работал все эти годы как проклятый.