– О чем вы говорите?

– Он твой друг. Ты знаешь его. Это немало.

– Но я не умею разговаривать с духами.

– Зато духи, как оказалось, охотно говорят с тобой. Помнишь? – Мари убрала одну ладонь от моей щеки, показав след ожога. – Их недолго приходится упрашивать.

Не знаю, чем был тот разговор. Наваждением? Спектаклем? Злой шуткой? Неважно. Повторять почему-то не хочется.

– Твой лоа отметил тебя много лет назад. Возможно, ещё до рождения.

Так же, как Лил? Ситуация же обратная, насколько понимаю: не моя мать ходила по мужчинам, а отец оказывал услуги женщинам. Хотя…

Проникновение организмов все равно происходило. Обмен жидкостями, например. И точно так же крупицы многочисленных «молли» могли какое-то время оставаться в теле моего отца. И похоже, повлияли на его собственную матрицу: сумасшедших в роду Дюпонов не было, если верить семейным хроникам. А я появился на свет как раз на пике отцовской «карьеры» жеребца-осеменителя.

– Тебя услышат. Непременно услышат, - пообещала мамбо.

Хорошо, пусть. Но что я могу им сказать?

– Расскажи, каким он был, каким ты его видел всякий раз, когда встречал, каким… О да, каким хотел бы видеть – тоже.

– Считаете, это будет честно? Личные ощущения всегда субъективны и…

– Ты можете сделать только то, что можешь. Так постарайся же изо всех сил!

Все это выглядело ловушкой. Зыбучим песком, ступив на который, уже не сделаешь ни шага в сторону. И в то же время это было заманчиво. Захватывающе даже.

– Пусть девочка соединит вас.

– Соединит?

– Подойди сюда и дай ему свою руку, - велела Мари.

– А без этого никак? – хмуро уточнила Лил.

– Слезы, сладкие, горькие – просто вода, губы – бездна, откуда приходит беда, взгляд скользнет и сбежит, не оставив следа, только пальцы не лгут никогда, - пропела мамбо.

Девчонка нехотя вылезла из кресла.