Читала ли она мои мысли? А черт её знает. Но вибрации «молли» воспринимала. Чтобы усилить и передать. Через свое собственное тело. Сердце. Душу.

Я ни о чем таком не думал, конечно. Просто вспоминал. Преимущественно хорошее. И как-то получилось, что его оказалось очень много. Прямо-таки, не человек – ангел. А к ангелам Лил всегда питала нежно-восторженные чувства, поэтому…

Странно чувствовать себя сводней. Нелепо и глупо. И все же, это реальность. Действительность. Правда, моя и их обоих. Такая, что неудержимо тянет меня домой и одновременно заставляет держаться подальше, насколько это возможно.

Но пожалуй, мне следовало бы прислушиваться к ощущениям внимательнее. Чтобы, например, не свернуть в ту самую улочку, где вчера неуместно торчал «мул» семьи Карлито, а сегодня…

Черная фигура. Траурная. Падре Мигель при всем параде, неподвижный, прямой и отрешенный. Он бы меня не заметил, скорее всего. Но поскольку шанс попасться на глаза все же оставался, проще было обозначить свое присутствие.

– Доброго дня, падре.

Он приветственно наклонил голову. Не оборачиваясь.

– И тебе, сын мой.

– Далековато вы забрели от собора.

– Пути господни неисповедимы… Франсиско, я правильно запомнил?

Теперь повернулся. Да, я немного ошибся в предположениях: отрешенности не наблюдается. Зато задумчивость налицо. На лице, то есть.

– Да, падре.

– В этом доме вчера умер человек. Умер не своей смертью.

– Не повезло бедняге. Вы его знали?

– Я знаю каждого в этом городе, кто однажды ступил на дорогу к храму божьему.

Из других уст это прозвучало бы либо самонадеянно, либо придурковато-блаженно, а у Мигеля почему-то получилось уверенно. Не дежурно ни в коем разе. Так, будто он готов поручиться за сказанное.

– И тебя буду знать, надеюсь.

А теперь стало странно неуютно. Мне.

– Вы пришли помолиться? Тогда не буду мешать.

– Беседе с Господом неспособно помешать ничто в мире, Франсиско. А уж тем более, человеческое присутствие. И кстати, можешь присоединиться. Это благое дело – попросить о милости для души, особенно не для своей.