Непременно, падре. Какой бы сволочью ни был погибший, он хотел меня защитить. Из не совсем понятных побуждений? Пусть. Он пытался. И вот о чем я действительно должен попросить прощения перед ним и богом, так о своем упрямстве. О разочаровании, успевшем промелькнуть во взгляде Карлито. О том, что парень умер, зная, что ему самому не удалось совершить благого дела.

– Простите, падре. Как-нибудь в другой раз.

– Конечно, сын мой. И помни: это предложение всегда в силе.

И он снова повернулся лицом к дому, молитвенно складывая руки перед грудью.

Они ведь что-то находят в исповеди. Люди. Возможность выговориться? Мне она раньше была не нужна. Со стороны церкви, потому что у меня был свой исповедник. Хэнк. Он слушал все, без купюр. И мне по-прежнему нужно сказать ему очень многое. Сразу после обеда, который приближается так же неотвратимо, как я удаляюсь от места преступления. Но не так быстро, чтобы перестать слышать голос Мигеля.

– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное…

Отличное начало, ничего не скажешь! Покойник бы обиделся, могу поклясться. Карлито никогда не был дураком, а уж чтобы решиться сделать то, что он сделал, духа надо было набраться много. Даже очень.

– Блаженные алчущие правды, ибо они насытятся…

Вот это верно. Парень считал, что помогает кому-то, ждал поощрения или хотя бы доброго слова, а получил… Правду. Вместе с ножом в спину.

– Блаженны чистые сердцем, ибо они бога узрят…

Эй! Он же читает через строчку. Что за странная прихоть? И как первые две фразы, так и эта не подходит Карлито. Или все-таки…

Передо мной он никогда не таился. И в прошлой жизни, и в настоящей. Ненавидел, но не скрывал этого. Чувствовал потребность встать на защиту – и встал.

– Блаженны вы, когда будут поносить вас…

О, поносить будут. В узком кругу, конечно: не думаю, что о похищении узнает хоть одна живая душа вне сенаторского дома. Прислугу прошерстят, кто бы сомневался. Допросят с пристрастием. А внешне все будет оставаться милым, умиротворенным и дремотно-спокойным. Как надгробная речь падре.

– За меня.

Это было последнее, что я услышал. Тихое, усталое и…

Слегка виноватое?

* * *

– Деньги давай!

Разве так встречают хозяина на пороге его собственного дома?