Я качаю головой. Мне все еще не верится, что она реальная. И она все время была там. Запертая в собственном теле.

В нашем теле.

– Что значит «обе сможем жить»? – спрашиваю я. – У нас только одно тело.

– Поверь, я прекрасно об этом знаю. – Она прижимает колени к груди и встает. – Не представляешь, как я «обрадовалась», когда очнулась и поняла, что ты тоже живешь в нем. Какое-то время мне казалось, что это сон. Скорее уж кошмар. Но потом поняла, что что-то случилось с моим мозгом. Не знаю, откуда появилась ты, но мы обе сейчас здесь и должны выяснить, как выжить.

– Но мы не сможем сосуществовать вместе.

Она закатывает глаза:

– Как же узко ты мыслишь. Неужели ты ничему не научилась у Регины? Почему мы должны ограничиваться принятым всеми определением человека? У нас две руки, два глаза и два уха. Так почему у нас не может быть два разума? Сначала мне это тоже не понравилось, но ты только представь, какие исследования мы бы могли провести. Мы с тобой это что-то новое… что-то неожиданное. Наверное, уйдут годы, пока мы наконец поймем, как работает наш мозг, и мне уже безумно хочется приступить к работе. Но сначала мы должны продержаться следующие несколько часов.

Приподняв голову, я смотрю, как она подходит к лабораторному столу. Боль в груди быстро проходит. Не знаю, случилось ли это потому, что кто-то вколол мне исцеляющую сыворотку в реальном мире, или мой разум воспринимает все так реально, что я начинаю чувствовать себя лучше.

– Нам нужно вместе придумать план, – говорит она, поворачивая кран над стальной раковиной и начиная мыть руки.

Я осторожно приподнимаюсь на локте, все еще прижимая к груди скомканное полотенце. А затем осматриваюсь вокруг – горы снаружи, темные экраны на стене, генкит. Это идеально воссозданная комната, где я убила марионетку.

– Как давно ты здесь? – спрашиваю я.

– Не долго. – Она берет еще одно полотенце и вытирает руки. – Я не сразу пришла в себя. Первое, что я увидела, очнувшись, как лежу на кушетке у того доктора, который вырезал исцеляющий модуль из нашей панели. Маркус, да? А до этого код Лаклана вырабатывал ЭРО-86, и это не давало мне проснуться. Еще помню отрывки, как он превращал меня в тебя, а до этого только то, что происходило в лаборатории «Проекта Заратустра».

Я сажусь и убираю полотенце от груди. Футболка залита кровью, а в ткани появилась дыра, но кожа, на которой еще несколько минут назад зияла рана, уже зажила.

– А Энтропия? – спрашиваю я. – Те полгода?

Она вздыхает:

– Ничего существенного, отдельные обрывки, которые почему-то не стерлись. Но эти месяцы исчезли из памяти нас обеих.