— Вставай, дитя.

Но она не шелохнулась. Я стояла в молчании, не зная, что предпринять — крикнуть или дать пощечину.

— Мама, — она соизволила взглянуть на меня, — мама, меня теперь ждёт та же участь?

Её глаза, полные слёз, блеснули в неровном вечернем свете.

— Не говори ерунды. Жребий богов не связан с родственными узами.

Гладко соврала я. Боги творили, что им вздумается.

— Вставай, проводим моего сына в последний путь, — протянула ей руку, помогая подняться.

— Мама, пожалуйста, позаботьтесь обо мне. Прошу… — её мокрая щека коснулась моей ладони.

Моё сердце вновь сжалось. Проклятая девчонка!

Порой я волновалась за неё, словно она и впрямь моя дочь.

* * *

Пламя огненных дорожек освещало улицу. Красные ленты, повязанные тут и там, едва колыхались на ветру, снег перестал, и к вечеру воздух застыл, словно лёд. Лишь слабое дуновение порой волновало тонкую полоску яркой ткани в моих волосах.

Я крепко держала мягкую руку Кайлы.

Она уже пришла в себя, но ещё похожа на снежное изваяние — вымучено улыбается всем желающим выразить нам своё почтение:

— Матушка!

— Матушка.

— Матушка…

Каждый второй касался моей руки, каждый третий — волос, и уж точно каждый встречный кланялся дважды избранной Матери плодородного года. Невероятная честь, от которой меня просто тошнит. От всех этих заискивающих взглядов и жеманных речей!

Багровые сферы, словно сгустки крови — вестники Гнева, повисли в воздухе. Ярость захлестнула меня. Проклятье!

Культ Гнева ещё хуже, чем наш. Однако боятся нечего, ведь я не слышала, чтобы кого-то изгнали в другое селение, обнаружив в предателе чужую веру! Скорее всего, я просто стану следующей жертвой Сладострастия. На моей крови и костях взрастят будущий урожай — обильный и здоровый! Нервный смешок сорвался с моих губ, но я тут же одёрнула себя.