— Поди прочь, из-за тебя Азарт заметит нас! И его жребий…

— Сомнения! Сомнения! Вот твоё укрытие от них. Новые боги могущественны, но не всесильны. Отдай свою веру достойному.

Тут уж я не удержалась и рассмеялась в лицо пришлому оборванцу, который невесть как оказался в закрытой комнате у края моей постели.

— Ты знаешь такого? Тогда я не против!

— Если согласишься, я помогу тебе.

— Мама? — за печкой зашевелилась Кайла. — Всё хорошо?

— Лежи, не двигайся. И не дыши, пока не скажу.

Но едва я отвела взгляд, незнакомец растворился в воздухе, как не бывало.

Мы лежали в молчании, однако жёлтый глаз Азарта так и не показался в нашем окне этим утром. И следующим, и следующим. И следующим.

Восемь дней прошло со смерти сына, и вера в моей душе умерла окончательно. Всё умерло внутри и вокруг меня, покрылось серым пеплом. Все звуки, все краски, все чувства. И лишь слова чужака крохотным угольком тлели в сердце, подпитывая тревогу, что разливалась по телу, сковывая мысли и движения.

Сегодня в храме моя смена уборки. В окружении сумерек я зажигала благовония и вновь думала о юродивом. Дымок от веток можжевельника поднимался из курительной чаши, я машинально поглаживала косу и всё смотрела в глубину двора. Там, в дальнем конце гипостильного зала, на возвышении, стоял трон нашего бога. Сверху на престол падали солнечные лучи, очерчивая, выделяя его из окружающей тьмы, что рядом с ним была ещё гуще. Пылинки слабо мерцали в столбе света.

«Новые боги не всесильны».

— Вспоминаешь обо мне? — жаркий шёпот коснулся моего уха, а дыхание обожгло шею.

Я пропустила вдох, а кожа покрылась мурашками.

— Ты всё ещё так прекрасна, — мягкие губы Сладострастия коснулись моей щеки, а руки заскользили по плечам и вниз, вниз, вниз!

Его глаза цвета холодного зимнего неба были так близко, а губы… Едва я потянулась за поцелуем, как он усмехнулся и ушёл, не оглядываясь, в сопровождении послушников и хохочущих атун в святилище храма. Оставил меня одну в смятении чувств.

Наше Великолепное божество. Бог Сладострастия. Его золотая кожа сияла, словно бриллиант, а голос звучал как бархат. Его волосы, длинные и мягкие, а его руки всегда знали, что делать.

Проклятье.

Ненавижу его за эти игры, что воскрешают в душе давно похороненные чувства.

Я протянула руку и коснулась щеки — на пальцах остался мерцающий след от его кожи. На жёстких от работы ладонях расходилось и постепенно гасло божественное сияние.