— Фу, ты чёрт! Напугал до смерти! — Совершенно безоружный юноша смело двинулся на чудовище, — А ну, пошёл отсюда!!!

Молотоголовый зарычал, но в атаку не бросился, отступая под натиском разума кицунэ, и, через несколько секунд, побежал прочь, недовольно ворча на обидчика за то, что тот его незаслуженно выгнал из прохлады тенистой аллеи.

Иригойкойя с хитренькой улыбкой обвёл окончательно пришибленную делегацию плутовским взглядом:

— Вот так мы и живём…

Вечер прошёл в здании школы, дети показывали столь долго и с огромным старанием репетируемые номера, взрослые подбадривали малышей, неизменно аплодировали. Под одной крышей собрался почти весь городок, дорогих гостей подчевали и постепенно, как только школьников увели по домам, ближе к ночи, потекли уже взрослые разговоры обеспокоенных неясным будущим людей.

Элан подробно рассказал адмиралу Мауджери о судьбе их экспериментального поселения, где хвостатых кицунэ была только его семья и семья Масловых, несколько пар эволэков с детьми, а остальные, а это процентов семьдесят, — обычные люди, которым разбудили гипоталамус в качестве ментального оружия, позволяющего прекрасно чувствовать опасность и отпугивать ударами невидимых молотов пришельцев.

— Конечно, — жестикулировал Лис бокалом с соком, — дома укреплены: двери, окна, стены, крыши, подвалы — всё рассчитано на силу удара самых крупных экземпляров зверюг. Мы пока не рискуем отказываться от подобных мер безопасности, слишком тяжело человеку двадцать четыре часа в сутки держать контакт с зазеркальем.

— Немало кто из поселенцев не выдерживает, — сказал Кален, такой же рассудительный, как и отец, — и уезжает, но не меньше и настоящих ветеранов, которые тут живут с самого начала, уже больше года!

— Мы, конечно, не можем воспринимать молотоголовых, как беспризорных собак, — добавил отец второго в городе «лисьего» семейства, Тикуан, — Но живём и уживаемся без кровопролития. Чем больше способных к эмпатии людей поселяется в городе — ты спокойней живётся.

Адмирал и его свита впитывали каждое слово, понимая, что создание таких вот городов — процесс долгий и трудный, но иного выхода никто предложить не смог. Они снимали на камеры всё происходящее почти непрерывно, готовя материалы для отчёта Совету Федерации.

Пламневласая кицунэ, которой надоели разговоры мужчин о делах, присела к фортепьяно. Погружённая в странную для самой себя меланхолию, не понимая причин охватившей сердце грусти, она взяла первые аккорды, и те сложились в песню.

Каждой ночью без сна,

Поднимаясь со дна,

Кувшинки грустят.