Воздушное судно или, вернее, то, что от него осталось, покачнувшись, повисло над пустырем.
Сэр Пемброуз не обращал на это внимания. Он продолжал исступленно кромсать и резать мешок из лиан. И наконец обрывки зеленых «ребер» твари распались, обнажив сердечный клубень.
Ком в три-четыре фута в диаметре редко, но ритмично пульсировал и этим отдаленно походил на человеческое сердце. По его вязкой поверхности пробегали изумрудные и сапфировые блики и ветвились молнии жилок… Они отразились в глазах сэра Пемброуза.
– Я уже уничтожал тебя… И на Лугау, и до… и после…
В каждом убитом растении на жизненном пути охотника жила его собственная боль, жил его собственный страх, которые он выпускал наружу, изгонял из себя, перерубая очередной стебель.
Мальчик завороженно глядит на мухоловку в горшке на окне… Она алчно поворачивает к нему бутон, она хочет сожрать его, но не может – она слишком маленькая, но будь она чуть больше…
«Она хочет схватить меня, хочет переварить, как муху… но я… не муха…»
Сэр Пемброуз не замечал, как дернулась голова твари, как к нему устремились одновременно все ее лозы.
– Я не муха! – закричал он. – Ты меня не сожрешь! Я не муха! Не муха!
Он ударил ножом. Лезвие прошило клубень, и охотника обдало светящейся зеленой кровью.
Мухоловка заревела.
Но он и этого не заметил. Ненависть и ярость слились в нем в один узел исступления.
– Я не муха! Не муха!
Он продолжал бить ножом. Кровь твари стекала по стеблю и по листьям, капала на землю.
Сердечный клубень перестал сокращаться, но сэра Пемброуза это не остановило.
Он был уже с ног до головы покрыт липкой обжигающей кровью, она заливала его лицо, и лишь два преисполненных безумия, отчаяния и боли глаза сверкали в этой отвратительной маске.
Все существо монстра, от корней и до бутона, изошло дрожью. Пасть исторгла крик, а затем закрылась.
Голова мухоловки дернулась. И на мгновение замерла. А уже в следующий миг наклонилась и провисла. Лозы, утратив силы, опали. Стебель изогнулся в агонии.
– Я… не… муха… – прохрипел сэр Пемброуз
Свечение сердечного клубня погасло. Жизнь окончательно покинула мухоловку.