И, словно в подтверждение этих слов, я вдруг потерял из виду свою плывущую спутницу. Хотя, по идее, смотрел в бинокль на волны в ее сторону. Вроде только что плыла, хоп – и нет. Голова окончательно исчезла с поверхности воды. Нырнула? Ну-ну, Ариэль хренова…

Потянулись минуты томительного ожидания. Я продолжал пялиться в бинокль, разглядывал фюзеляж «Викинга». При этом чисто механически отметил для себя открытые входные дверцы в его левом борту, и спереди, прямо под кабиной пилотов, и сзади, за крылом. Не иначе, для проветривания отдраили. Что ж, дорого же им обойдется подобная безалаберность. Тем более что эта летающая лодка явно не относилась к дополнительно довооруженным вариантам самолета данного типа – я разглядел солидный пулеметный ствол только в округлом прозрачном колпаке, торчавшем сверху фюзеляжа, позади кабины пилотов. А вот в передней турели и бортовых прямоугольных иллюминаторах рядом с дверями никаких пулеметов не было (хотя сами шкворневые установки, похоже, наличествовали), может быть, ради облегчения сняли, а может, их изначально не было. Как-никак, у них сейчас тотальная, мать ее, война, и нехватка буквально всего, до маргарина и туалетной бумаги включительно…

А еще в свой бинокль я, как ни старался, не увидел, чтобы кто-нибудь из экипажа немецкого самолета выглядывал из дверных проемов или мельтешил за обширными стеклами пилотской кабины. Соответственно, не представлялось возможным оценить, сколько именно народу на борту. В этом смысле моей спутнице не позавидуешь. А вообще, все было тихо и ровно. Стрельбы тоже не было, хотя я буквально каждую минуту ожидал услышать выстрелы, которые означали бы только одно – Кату обнаружили.

С момента отплытия графини прошло чуть меньше часа, и у меня уже начал, как говорится, замыливаться глаз. А потом я неожиданно увидел в темном проеме передней двери BV 222 розовую и какую-то несерьезно-кукольную на фоне брутального серо-зеленого камуфляжа летающей лодки фигурку голой графини. И она энергично махала мне ручкой.

Подхватив с земли чемоданчик, бинокль, автомат и собрав в охапку ее одежду и туфельки, я погрузился в лодку и быстро погреб на ялике к темной громадине самолета. Пока я работал веслами, Ката стояла в дверном проеме в развязной позе постоянной посетительницы нудистского пляжа и смотрела куда-то поверх меня, в ту сторону, где за противоположной оконечностью острова почти догорела «Бурята» – по крайней мере, дыма там уже почти не было.

Наконец я причалил к борту у переднего люка, из прямоугольного проема которого вниз, под воду тянулся какой-то, довольно солидного вида трос, надо полагать, от якоря. Бросив весла, я протянул графине веревку. Она привязал лодку к чему-то внутри фюзеляжа и кивнула, как бы приглашая в гости.