– Вы уверены, что это не Эмануэль Голдсмит? – спросил Сулавье, сердито глядя на Мэри.

– Совершенно уверена.

Мулатка сделала инъекцию в руку заключенному и отошла. Его лицо не стало спокойнее. Казалось, после отключения «адского венца» в лице проступило даже больше мучений, большее напряжение. Убедившись, что заключенный не начнет метаться, мулатка снова подошла к нему и сняла обруч с головы.

– Ему нужна медицинская помощь, – сказала Мэри. – Пожалуйста, выпустите его отсюда.

– Для этого требуется решение суда, – сказал Сулавье.

– Он здесь на основании судебного решения? – спросила Мэри.

– Я не знаю, как он оказался здесь, – признался Сулавье.

– Тогда во имя простой человеческой порядочности выпустите его из этой камеры и отвезите к врачу. – Она уставилась на мулатку; та быстро отвернулась и сделала знак, скрестив три пальца над левым плечом. – К настоящему доктору.

Сулавье покачал головой и уставился в потолок.

– Это недостаточно важное дело, чтобы отвлекать им полковника сэра. – Его кожа в желтом свете блестела, хотя в камере и коридоре не было тепло. – Освободить его могут только по приказу полковника сэра.

Мэри чуть не завизжала.

– Вы истязаете невиновного. Позвоните полковнику сэру и немедленно сообщите об этом.

Сулавье словно парализовало. Он упрямо мотнул головой.

– Нам нужны доказательства вашего утверждения, – заявил он.

– У него было удостоверение личности, идентификационная карта? – спросила Мэри. Сулавье перевел вопрос начальнику, тот красноречиво пожал плечами; его это не касалось.

Напряжение достигло живота Мэри. Чтобы успокоиться, она постаралась вообразить неспешный Военный Танец на травянистом поле где-то далеко отсюда.

– Лучше убейте меня, – тихо сказала Мэри, глядя прямо в глаза Сулавье. Затем указала на заключенного. – И его тоже лучше убейте. Потому что совершенное вами здесь – бо́льшая мерзость, чем могли бы стерпеть даже нечестивые народы нашей Земли. Если вы позволите мне вернуться в США живой, мой рассказ безусловно повредит полковнику сэру, его правительству и Эспаньоле. Если в вас есть хоть капля верности своему вождю или своему народу, вы сейчас же освободите этого человека.

Плечи Сулавье поникли. Он вытер руками влажное лицо.

– Я не предполагал, что возможна ошибка, – сказал он и огляделся по сторонам, рассматривая стены камеры и шевеля губами, словно произносил безмолвную молитву. – Я прикажу освободить его. Под свою ответственность.

Мэри кивнула, не сводя с него глаз.