Я крикнул артиллеристам, чтобы они снова зарядили, но не стреляли. Когда он подошел, его палубы кишели ползущими, борющимися людьми. Я дал команду, и последняя испепеляющая буря выстрелов, больших и малых, пронеслась по каракке от носа до кормы, разрывая палубы и разбрасывая вокруг мертвых и умирающих, а затем Филип опустил руль, мы развернули реи и медленно отошли, направив наш свежий залп на первый катер.

Мы подождали, пока он окажется на расстоянии пистолетного выстрела, а потом дали залп, и от носа до кормы по нему пронесся дробовой шторм. Он остановился, пораженный смертью, и лежал на воде, как огромный раненый паук, когда мы отвернули, чтобы приготовиться к остальным. Но они извлекли пользу из урока и прошли по другую сторону тонущего «Сан-Мигеля», и пошли за нами, стреляя из носовых орудий.

Мы снова развернули «Безжалостного», и снова прогремели бортовые залпы, и наши доблестные морские разбойники расхохотались, увидев, как из испанских бортов вылетают расколотые весла, а в переполненных палубах открываются красные дыры. Затем над водой раздался еще один, особенный крик, и огромный «Сан-Мигель» в последней конвульсии огромного агонизирующего зверя перевернулся набок и пошел ко дну вместе со всеми живыми душами, остававшимися на борту.

Если бы катера были наши единственные враги, мы бы скоро покончили с ними, как покончили с караккой. Но едва «Сан-Мигель» исчез в водовороте, пронесшемся над его могилой, как мы увидели, что еще четыре катера с фрегатом на буксире выходят из гавани навстречу нам. Конец был уже близок, как любой мог видеть, потому что порох и ядра были у нас на исходе, и скоро дело дойдет до ближнего боя и холодного оружия. Ветер дул прямо в бухту, и, получив тяжелые повреждения, мы с равным успехом могли попытаться плыть по суше, как и выйти в море.

Поэтому полторы сотни закопченных, забрызганных кровью, потных людей с заряженными ружьями, последними запасами пороха и ядер, выложенными на палубе, молча ждали, когда смогут использовать их с наилучшим эффектом.

Испанцы приближались осторожно, как гончие, преследующие оленя. Четыре раза они пытались взять нас наскоком, и четыре раза мы отбрасывали их назад такой бурей свинца и железа, на которую у них не хватало духу, и будь наши магазины полны, то все корабли в Кадисе не смогли бы взять нас. Но вскоре с залпов мы перешли на одиночные выстрелы, и наконец, добрые пушки, которые так хорошо служили нам, умолкли, и с пронзительными радостными криками «доны» снова бросились на нас, теперь, увы, слишком хорошо уверенные в победе.