Со всех концов площади на меня бежали вооруженные люди, но я крепко держал епископа левой рукой, а мечом в правой рубил всех, кто попадался под руку, пока не добрался до костра. Тогда я швырнул облаченного в шелка священника в гущу пляшущего пламени, а потом развернулся с мечом в руке, огнем сзади и тысячами врагов впереди, чтобы как можно дороже продать жизнь, которая мне теперь больше была не нужна.

Но прежде чем они добрались до меня или я успел нанести удар, чернильное небо раскололось с запада на восток огромной зазубренной полосой пламени, и, подобно самой трубе бога, возвещающей о роковом часе, грянул гром. Молния снова сверкнула в черной тьме, опустившейся на полдень, гора, на которой стоял Кадис, содрогнулась, как земля под Ниневией, когда пала башня Бэла, и вспышка за вспышкой, раскат за раскатом, струились молнии и гром перекатывался по дрожащему небу, и сквозь разорванную тьму бежали туда-сюда ослепшие и охваченные ужасом толпы, взывающие к своим святым в мучительном страхе.

Вокруг меня все еще зловеще сквозь мрак пылали костры мучеников, и дым человеческих жертв медленно поднимался к разгневанным небесам. И они, и я были забыты во всеобщем ужасе до тех пор, пока я не бросил последний взгляд на почерневшее нечто, висевшее на столбе, и жажда мести снова не проснулась во мне, и я побежал, выкрикивая языческие боевые кличи и размахивая мстительным клинком в толпе, которая с криками разбегалась.

Я бежал сквозь сумерки и ливень шторма с площади в сторону гавани, думая о том, какой прекрасный пожар получился бы из остатков Армады, если бы я мог попасть на борт одного из кораблей. Но когда я добрался до кромки воды, небеса сами сделали свое дело — вспышка молнии ударила в грот-мачту огромного галеона, поток огня пробежал вниз по раскалывающейся палубе, затем раздался рев и грохот, который затмил сам гром, и пылающие обломки разлетелись далеко в разные стороны.

У моих ног лежал двухвесельный ялик. Я вскочил в лодку, оттолкнулся и поплыл из гавани, повинуясь инстинкту, который влек меня в открытое море. Сквозь ужас шторма и пылающие корабли я беспрепятственно прошел среди освещенного огнем мрака, пока не уткнулся в корму «Безжалостного», стоявшего на якорях у внешнего форта. Взмахом меча я перерубил кормовой трос, а затем подтянулся к носу. Вторым ударом я освободил корабль, и когда он начал дрейфовать под ураганом, который несся с суши, я ухватился за грот-цепи и вскарабкался на борт.

На палубе стоял десяток испанцев, они смотрели на шторм, крестясь и молясь. В одно мгновение я очутился среди них, размахивая мечом, но недолго, потому что едва они увидели меня, как, взвыв от ужаса, перелезли через фальшборт и бросились навстречу судьбе в бурлящее море. Итак, я отвоевал «Безжалостного» и вместе с бурей, которая принесла мне избавление, унесся навстречу красному сиянию заката над бушующим западным морем, снова один в этом мире, с ужасом прошлой судьбы позади и смутным обещанием дней, которые, возможно, будут еще впереди.