День и ночь бушевала эта яростная буря, и под низкими, стремительно несущимися облаками по бурлящему морю бедный «Безжалостный», изуродованный и наполовину разбитый во время его последней храброй битвы, мчался все дальше на запад. Наконец, из серой бурлящей воды впереди показались две остроконечные черные скалы. Вскоре я увидел, как снежные волны пены кувыркаются у их подножий. Между ними зияла темная пещера, в которую несся увенчанный пеной, грохочущий поток океана. Прямо перед качающимся «Безжалостным» зияла глубокая черная пропасть, и прямо к ней я вел корабль, подгоняемый ветром и волнами.

Скалы-близнецы, казалось, мчались на меня по воде, а пропасть зияла, как огромная голодная черная пасть, готовая поглотить меня и мой бедный полузатопленный корабль. Под кормой поднялась живая гора бледно-зеленой, покрытой пеной воды. Она качнулась у меня под ногами, а затем, словно наделенная собственной жизнью и движением, нырнула между блестящими черными каменными стенами. Рев грохочущей воды ударил меня по ушам; дикие голоса, казалось, смеялись и кричали из эха пещеры, а затем с грохотом и скрежетом мой добрый корабль содрогнулся со стоном и встал, намертво застряв между скал. Замерзший, промокший, едва живой я поднялся с палубы, на которую меня швырнуло ударом, и заполз в каюту. Скорее по долгой привычке, чем по необходимости, я протер кольчугу и меч, упал на груду парусов, на которых мы укладывали наших раненых во время боя, и не заботясь в крайней усталости, удержатся ли вместе доски «Безжалостного», когда я снова проснусь, я закрыл глаза.

Убаюканный громовой песней бури, я спал, а вокруг меня завывали и свистели ветры, и волны шипели и ревели, за днем пришла ночь, штиль сменил бурю, и стремительный поток лет мчался незаметно к тому дню, когда перст судьбы коснется моих давно закрытых глаз и снова пробудит меня к действию.

Глава 31. И снова жизнь и снова любовь

Глава 31. И снова жизнь и снова любовь

Я проснулся от гулкого шума, похожего на отдаленный грохот пушек. Сначала я решил, что это волны бьют в устье пещеры. Но когда с пробуждением жизни возвращающиеся чувства обострились, я услышал мягкий плеск мирных волн, журчащих вдоль ближних скал, и сквозь этот плеск снова и снова раздавался грохот орудий далеко в море. Где-то шел бой, и звук его, как звук трубы, воспламенил медленно текущую кровь и заставил ее бежать все быстрее и жарче по моим покалывающим сосудам.

Глаза снова открылись миру реальных вещей. Я вскочил на ноги и огляделся. Груда парусов, на которой я лежал, превратилась в несколько истлевших пыльных тряпок. Занавески на окнах и дверях каюты висели выцветшими пыльными лохмотьями, деревянная обшивка рассохлась, сгнила и была изъедена червями, а мои кольчуга и меч лежали на столе, покрытые толстым слоем пыли бесчисленных лет.