– Они и наши двоюродные братья. Наша отчизна приперта к стене. Если нам будет грозить уничтожение, они придут к нам на помощь.

– Мы не задолжали им ровным счетом ничего. Америка наша. Мы заплатили за эту землю собственной кровью, потом и слезами – единственной валютой, имеющей значение.

– Они отчаянно нуждаются в горных инженерах. Тоннельная война может окончить боевые действия досрочно. Ты хочешь удержать меня дома? Я могу спасти множество жизней.

– Ты не можешь спасти ни одной жизни, – он поглядел на меня с отвращением. – Ты не понял ни слова из того, что я тебе сказал, да? Убирайся отсюда. И даже если вернешься с войны, сюда не возвращайся. Но за все, что я тебе дал, сделай мне одно одолжение. Когда поймешь, что воюешь за кого-то другого, просто уйди прочь. И не заводи семью, пока не снимешь этот мундир. Не будь так же жесток и жаден, как твой дед. Мы прошли через разоренный Север, чтобы добраться до той плантации в Вирджинии. Он знал, во что ввязывается, и рвался вперед. Когда ты увидишь войну, тогда узнаешь. Делай более грамотный выбор, чем сегодня.

Он вышел из комнаты, и больше я его не видел…

Я настолько ушел в воспоминания, что едва замечаю толпы людей, тянущихся мимо нас и касающихся живота Хелены. Мы сидим там, как королевская чета на некоем официальном приеме. Присутствуют десятки ученых – несомненно, приехавших в город, чтобы изучить комнату, которую мы недавно открыли. Меня знакомят с главами заморских подразделений «Иммари». Эта организация огромна. К нам марширует Конрад Канн. Руки и ноги у него будто окостенели, спина прямая и негнущаяся, словно сквозь него пропущен некий невидимый щуп. Он представляет женщину, с которой пришел, – свою жену. Улыбка ее тепла, а интонации полны добра, что застает меня врасплох. Я чуточку смущен своим грубым обхождением. Из-за спины у нее выбегает маленький мальчик и запрыгивает Хелене на колени, врезавшись ей в живот. Схватив его за руку, я резко сдергиваю его на пол. Мое лицо искажено гневом, а у мальчика вид такой, будто он вот-вот расплачется. Конрад схлестывается со мной взглядом, но мать отрока обнимает его, выговаривая с легким упреком:

– Будь осторожен, Дитер. Хелена беременна.

Выпрямившись на стуле, моя жена протягивает руки к мальчику.

– Ничего страшного. Дай мне свою руку, Дитер. – Взяв мальчика за запястье, она притягивает его к себе, положив его ладонь себе на живот. – Чувствуешь?

Поглядев на Хелену, мальчик кивает. Хелена ему улыбается.

– Я помню, когда ты был в животе у своей мамы. Я помню день, когда ты родился.