«Наблюдение — не неделание…»
«Наблюдение — не неделание…»«Наблюдение без вмешательства всё равно, что приченение вреда, — сказала Сабина, резко успокоившись; Адриан сразу понял, в кого же пошла Маринетт с её прекрасным характером, — и если ты не начнёшь делать хоть что-то, то можешь уезжать. И в нас тогда не будет общей крови».
«Наблюдение без вмешательства всё равно, что приченение вреда, и если ты не начнёшь делать хоть что-то, то можешь уезжать. И в нас тогда не будет общей крови».Ван хмыкнул.
«Дочь для тебя важнее рода? Важнее нашей истории? Нас?»
«Дочь для тебя важнее рода? Важнее нашей истории? Нас?»Адриан мог будто наяву представить, как Сабина щурит глаза. Не голубые, а серые, но их выражение — точь-в-точь как у Маринетт.
«Дочь для меня важнее мира, Ван. Я всё сказала».
«Дочь для меня важнее мира, Ван. Я всё сказала».«Ты…»
«Ты…»«Я. Всё. Сказала».
«Я. Всё. Сказала».Но, говоря честно, Адриан бы предпочёл, чтобы Ван Чэн продолжал свою политику невмешательства. Потому что на следующий день после этого разговора он акуманизировался. А сам Адриан попал под влияние одержимого.
И ведь Ледибаг предупреждала, что возможна акума-повар на конкурсе готовки. Даже говорила, что там ничего нельзя есть… только Адриан про это забыл, по собственной рассеянности. А вспомнил лишь после того, как Маринетт, — похоже, всё-таки его Леди вдобавок к тому, что его подруга и что-то ещё, — взяла его за грудки и сильно встряхнула. На лице у девушки было выражение чистейшего страха.
За него. Она боялась за него.
Дальнейшее слилось в одну порченую киноленту: события смазывались в мутное пятно. В голове у Адриана набатом звучал всего один приказ: защитить самое дорогое.
Его Марибаг. Его Багинетт. Его… душу?