— Рафа, кому ты продал ковры и диваны?! — с ужасом прошептал я.

— Не прошло и трех лет, как вы об этом спросили, командор, — уныло усмехнулся Рафа.

— Я не хотел вмешиваться в твои дела.

— В наши, в наши дела, командор. Вы хотели быть чистеньким.

— Да, я хотел быть чистеньким. Отвечай: кому?

— Если вы задаете этот риторический вопрос, значит, вы знаете ответ. Вы же сами видите.

— Ему?!

— Ему.

— Ханту?!

-Ну.

— Фирма «НУ»?!

-Ну.

<ПРИМ. Лучше бы я не видел эти ковры и диваны в Хантском-Юрте. Через десять лет я давал показания Временной Приобской революционной комиссии — узкоглазому следователю по особо важным делам с травянистой, как приправа хантского барана, фамилией... Салат?.. Пастернак?.. Померанц?.. нет... Чемерица? Вспомнил, да, Чемерица! — Ну? — спросил Чемерица. — Что «ну»? — спросил я. — Баран ел? — Ну, ел. — Народный баран ел, шкварка не платил. Не хорошо! — Хант угощал. — Знаю. Ковра сидел? — Не сидел. — Ага. Тогда дивана сидел? — Сидел. — Диван ханту продал? Подох не платил? Не хорошо! И т.д. Что он от меня хочет? — Ну? — Что «ну»? — Фирма «НУ», — подмигнул мне следователь Временной революционной комиссии. Умолкаю. Отчеты о деятельности «Народного Универсума» заняли далеко не две тетради и к моим футбольным отчетам имеют лишь косвенное отношение.>

<ПРИМ. Лучше бы я не видел эти ковры и диваны в Хантском-Юрте. Через десять лет я давал показания Временной Приобской революционной комиссии — узкоглазому следователю по особо важным делам с травянистой, как приправа хантского барана, фамилией... Салат?.. Пастернак?.. Померанц?.. нет... Чемерица? Вспомнил, да, Чемерица!

— Ну? — спросил Чемерица.

— Что «ну»? — спросил я.

— Баран ел?

— Ну, ел.

— Народный баран ел, шкварка не платил. Не хорошо!