— Хант угощал.

— Знаю. Ковра сидел?

— Не сидел.

— Ага. Тогда дивана сидел?

— Сидел.

— Диван ханту продал? Подох не платил? Не хорошо!

И т.д. Что он от меня хочет?

— Ну?

— Что «ну»?

— Фирма «НУ», — подмигнул мне следователь Временной революционной комиссии.

Умолкаю. Отчеты о деятельности «Народного Универсума» заняли далеко не две тетради и к моим футбольным отчетам имеют лишь косвенное отношение.>

ПИРОЖКИ С КАПУСТОЙ. В «дыню» мы проникли, уже не секретясь. Мы отказались от протокольно-дипломатического обеда, не было времени. Верхне-Вартовский кордон-форпост наша колонна пересекала на автобусах, лимузинах, поездах и ледоколах двенадцать часов — бесконечная кавалькада. Я стоял рядом с Лон Дайком и Капельцыным. Проходя мимо нас, кавалькада разделялась на две колонны — одна (с Племяшиным) направлялась к Восточному полюсу «дыни», вторая (с Брагиным) — к Западному. Впереди полыхало инфракрасное смещение.

— Типичная люминесценция растворов солей эйнштейния, возбуждаемая пси-лучами, — с восторгом объяснял академик Капельцын. — В этом сиянии и состоит гравитационное проклятие Ньютона.

Я с ним полностью согласился. Хантские пограничники крестились и отдавали нам честь. Наверно, они принимали нас то ли за смертников, идущих Туда, то ли за выходцев Оттуда. Мы пропускали всю эту колонну мимо себя, чтобы удостовериться, что ничего не забыто.

Мы были очень голодны. Фройлен фон Дюнкеркдорфф принесла нам полную сумку каких-то пирожков. Сама готовила. Мы обрадовались.

— С чем пирожки? — любовно спросил я у фройлен.

— С говном, — встрял Лон Дайк.

<Я вынужден, я не имею права не записать это бессмертное высказывание лауреата Нобелевской премии академика Лон Дайка.>

— Фу! — улыбнулась фройлен и не обиделась. — С капустой. Мяса и картошки здесь нет.