– Алло! Кто это? Бобби, ты, что ли?
Не открывая глаз, он ответил:
– Это папа, Линда.
– Папа?
– Миленькая, я не могу сейчас говорить, – сказал он.
– Папочка, дорогой, ну пожалуйста, возвращайся домой! – Она заплакала. Билли сжал трубку в руке. – Я по тебе соскучилась и больше не соглашусь, чтобы она меня куда-нибудь отсылала.
Слабо послышался голос Хейди:
– Лин! Это папа?!
– Я люблю тебя, моя душечка, – сказал он. – И маму твою люблю.
– Ну папа!..
Сумятица тихих звуков. Потом Хейди взяла трубку.
– Билли? Билли, пожалуйста, прекрати это все и возвращайся домой, к нам.
Билли осторожно положил трубку, перевернулся в постели и уткнулся лицом в скрещенные руки.
Он покинул «Шератон», Южный Портлэнд, на следующее утро и поехал по шоссе № 1 на север вдоль побережья. Шоссе начиналось в Форт-Кенте, Мэн, и заканчивалось в Ки-Уэст, Флорида. Старик в «Семи морях» сказал: Роклэнд или Бутбэй-Харбор, но Билли на случай не мог надеяться. Останавливался на каждой второй или третьей заправочной станции на той стороне шоссе, которая вела к северу. Заходил в придорожные универмаги, где на передних лужайках в шезлонгах сидели старики, задумчиво жуя спички. Показывал свои снимки всем, кто готов был посмотреть. Поменял два стодолларовых трэвеллер-чека на мелкие долларовые бумажки и раздавал их направо-налево, словно рекламируя продукцию сомнительного сорта. Чаще всего показывал четыре снимка: девушки Джины с оливкового цвета кожей в черных завлекательных очках, «кадиллака» – купе, «фольксвагена» – микроавтобуса с намалеванными на борту женщиной и единорогом, Тадуза Лемке.
Как и Лон Эндерс, люди почему-то не желали дотрагиваться до его фотографии.
Но – помогали. У Халлека не возникло проблем с выяснением маршрута цыган вдоль побережья. И дело было не только в номерных знаках иных штатов – к этому люди в штате Мэн летом быстро привыкали. Дело было в том, как двигались фургоны и «универсалы» – почти бампер в бампер, пестрые росписи по бокам, да и в самих цыганах. Большинство из тех, с кем Билли говорил, заявляли, что их женщины и дети крали вещи, но никто толком не сказал, что именно было украдено, и никто почему-то не обратился в полицию по поводу этих краж.
В основном вспоминали старого цыгана с провалившимся носом, если видели его.