— Или вот, вот ещё! — Шижи чувствовал неуверенность старейшин, и испытывал по этому поводу прилив вдохновения. — «Правила поведения при Эва Куа Ции»! Что это? Не понимаете? Я вам скажу! Любой вам скажет! Эта дурная баба, Эва, дочь Куа из рода Ции, была психически больной! В её присутствии фиане должны были избегать паники. Паники! Подумайте только! Дурная баба выглядела, должно быть, не важно, и вела себя вызывающе, так, что тогдашние старейшины ввели специальные правила: — «Избегайте паники! Не толкайтесь!». Жалко, конечно, эту Эву, но она давным-давно почила с миром! Зачем, чего ради мы-то должны заучивать эти правила?! Зачем мы издеваемся над своими детьми, заставляя их перерисовывать каляки-маляки давно умершей душевно больной Эвы, из рода Ции?

Старейшины хранили хмурое молчание. Ещё бы! Что они могли возразить?

— Единственная часть Завета, которая хотя бы как-то похожа на нечто осмысленное, велит нам прятаться от звёзд! — с горечью в голосе, с болью в сердце и за своих фиан, и за давно ушедших предков, Шижи продолжал взывать к разуму старейшин. Их тоже было жалко: старейшинам Завет прямо приказывал хранить все эти глупые правила, и втемяшивать их детям. — А вы что творите? Вы заставляете нас всех — всё племя! — пялиться на небо, дразня предвечный мрак! Беду накликаете! Нет больше бегущих звёзд, поймите уже! Нет больше смысла в древнем Завете! — и с этими словами воодушевлённый Шижи пнул Стену Памяти.

По стене пробежала трещина. Шижи это не отрезвило, а только раззадорило. Сломать Стену! Долой замшелые Заветы! Он, Шижи, даст фианам свободу! Вождь ещё раз пнул Стену, специально целясь в трещину.

— Что ты творишь! Святотатец! — воскликнул второй старейшина, и бросился к разошедшемуся вождю.

— Остановись! Безумец! — прикрикнула на внука Уна.

Первый старейшина схватился за сердце, и страдальчески скривился. Стена Памяти трещала, трещина разбегались и ветвились.

— Чуть потерпите, старейшины! — уговаривал Шижи, — Сейчас! Ещё чуть-чуть, и сразу станет легче! Вот увидите! Нам следует жить своим опытом, знанием нашего мира, а не утратившим всякий смысл знанием о мире, давно исчезнувшем!

Вдруг второй старейшина, подскочивший к бушующему вождю, замер недвижимо на несколько долгих секунд. А потом подхватил отвалившийся от священной Стены острый кусок древней глины, и с размаху стал бить им по Стене! Первый старейшина, увидев это, так и сполз по стеночке на пол. Уна же стояла рядом со святотатцами, и внимательно вглядывалась в трещины.

Наконец, несколько крупных кусков с древними священными письменами отвалились разом, открывая скрытую под панно гладкую стену пещеры. И та стена была исписана письменами! И письмена те светились в полумраке пещеры!