Я взял.

На следующий день я начал учить ее драться.

Что она беременна, я понял поздно, когда она уже вся ушла в живот — на лице остались одни глаза, щеки втянулись, ключицы, колени и локти торчали, как у скелета, а живот бугрился — гладкий, большой. Она носила своего брата или сестру, знала об этом, но обсуждать не хотела.

Мы прекратили тренировки, я стал чаще охотиться и покупать в деревнях больше молока, меда и творога. Я предложил остаться и пожить на ферме или постоялом дворе, пока ребенок не родится — я легко находил работу — но Лара отказалась.

— Я не могу останавливаться, — сказала она. — Нам нужно идти. Пойдем дальше. Пожалуйста.

Роды начались в проливной дождь, мы не успели дойти до фермы, хотя шли среди возделанных полей. Я подхватил Лару на руки и унес под большой клен, листва которого слегка задерживала воду с неба. Я постелил на мох старый плащ ее отца, и она корчилась, выгибалась и каталась по нему следующие несколько часов. Мальчик родился мертвым, синеватым, перевитым пуповиной. Я разрезал тугой канатик, помассировал маленькую грудь — бывало, что такие младенцы снова начинали дышать. Этот не начал. Лара держала и укачивала его тельце, пока не стемнело. Кажется, она что-то ему пела. Дождь кончился, облака расступились, мы завернули мальчика в окровавленный старый плащ и похоронили под деревом, где он родился.

Мы забыли привязать оленя, но он вернулся сам, ткнулся Ларе в руку, лизнул ее. Она погладила Рема по голове.

На ферме я подрядился помочь вспахать под озимые несколько полей. Лара лежала на сеновале и большей частью спала. Я приносил ей хлеб и молоко, она немного ела, жадно выпивала большую кружку, кивала и снова засыпала.

Через неделю я вернулся с работы и не нашел ее, где обычно. Девчонка ушла в лес и прыгала с палкой по поляне, яростно колотя по низким сосновым веткам, как по хлипким шеям всех своих врагов в этом мире.

Рем щипал траву под деревом и не обращал на нее внимания.

Я долго смотрел на нее.

— Не так, — сказал я наконец. Подошел и показал ей, как.

Однажды ночью мне приснилась огромная черная женщина, худая, как смерть, выше деревьев. Вместо рук у нее были грабли, черные волосы космами свисали над белым лицом с круглыми мертвыми глазами. Она рыла своими ужасными руками склон холма, земля сходила слоями, в ней были кости, чумные кости, и ветер нес чуму вдаль, через лес, к ближайшей деревне.

— Почему мы ждем здесь? — спросила Лара. У нее был арбалет, стреляла она уже вполне прилично. Мы лежали за камнями у вершины холма и ждали чумное чудовище. И оно появилось, многоголовое, разноголосое.