— Нет, мне так не нравится, — сказала Лара почти задумчиво, и я услышал, как лезвие вошло глубоко в плоть. Разбойник умолк.

Лара бросилась ко мне. Увидев мое лицо, она застонала, но руки быстро отвязали меня от дерева, поддержали. Она помогла мне доковылять до костра и уложила на землю. От нее пахло кровью и прелой листвой.

— Жди здесь, — сказала она. — Глаза… раны нужно промыть и забинтовать. Я вскипячу воды и соберу целебных листьев там, у ручья. Не вздумай умирать, слышишь? Не вздумай!

Я не умер.

Лара стала моими глазами, моим посохом, моим мостиком обратно.

Мы останавливались на фермах, на постоялых дворах, и теперь я лежал и спал на сеновалах, а она шла мыть посуду, чистить хлев или рубить курам головы. Иногда ко мне приходили женщины — фермерши, служанки, наймички. Они жалели меня, гладили мое лицо, ласкали, жарко шептали в ухо, туго насаживали свои горячие тела на мою плоть. От них пахло молоком, навозом, потом, землей, травами, солью. Когда мы уходили, они набивали наши котомки вкусной едой, иногда добавляли несколько монет к тому, что заработала моя «дочь».

Однажды Лара не стала разжигать костер, когда мы остановились, а вложила мне в руки две тяжелых палки. Их концы были обточены в точности, как рукояти моих мечей.

— Похоже? — спросила Лара. — Давай, атакуй. Совсем разленился.

— Темно, — сказал я. — Мне темно.

— Для тебя нет темноты, — ответила она. — Темно бывает, когда возможен свет. Или он есть, но мало. А если его нет и увидеть нечем, то все одно. Нюхай. Слушай. Бей.

Я ударил. Попал. Она охнула и засмеялась. Я падал и поднимался. Тело вспоминало. Я начал учиться жить в темноте.

В мою деревню мы вошли около полудня. Я узнавал запахи домов, деревьев, прогретых осенним солнцем камней колодца на площади. Они были такими же, как двадцать лет назад, когда я уходил отсюда на далекую войну, неопытным, но самоуверенным наемником в войско короля Дэндэва.

Теперь, достигнув цели, я перестал понимать, почему шел именно сюда, в чем было отличие этого места от любого другого. Мои родители умерли, брат ушел на войну через два года после меня и пока еще не вернулся. Я сидел на каменной скамье у колодца и смотрел прямо перед собой глазами, которых больше не было. Я шел не домой, я шел к себе, чтобы найти того, прежнего себя, снова им стать.

— Дом кузнеца на холме в лесу пустует, — сказала Лара, вернувшись. — Местные верят в проклятье, что-то про медведя, смерть и деву. Зимовать будем там.

И она взяла меня за руку и повела от старого-себя к новому-себе, к тому, кем я стану, когда у меня хватит сил каждый день продолжать им становиться.