Если просела, то… то вниз. Логично. Почему? Потому что что-то там внизу засыпало. Что? Ход. И тогда ясно. Тот, кто убил Мишку, пришел из-под земли… и может, Мишка сам сюда шел?

Ветер опять взревел.

А потом полыхнула молния, ослепив на долю мгновенья.

Нет, тут оставаться не вариант.

Снизу громыхало море, разбуженное ветрами. Сверху гремели медью небеса. Ветер хлестал водой и мелким ледяным крошевом. Еще немного, и вообще ничего видно не будет.

Все потом.

- Ищи, - я вцепилась в шерсть, в которой запутались льдинки. В лицо пахнуло вонью немытой пасти. – Укрытие. Яма. Ход.

Звери, они тем и отличаются от людей, что мир чуют тоньше.

Мрак вот каким-то непостижимым образом умудрялся выбирать правильную дорогу. И та, убитая мною собака, тоже нужна была, чтобы по трясине пройти. Но тогда не вышло.

А теперь.

В полумраке глаза её горели желтым. Смотрела она долго. А я мысленно пыталась достучаться. Объяснить. Это неправда, что звери понимают человеческую речь. Во всяком случае, не сразу.

Они просто понимают.

И псица рванулась прочь.

Скатилась, чтобы исчезнуть в стремительно сгущающихся сумерках.

- Сюда! – я сама добралась до Бекшеева, который завороженно смотрел на безумие. Море кипело. Взлетало атласными вороньими крылами. И падало бессильно, не способное подняться. Кидалось пеной. И ловило, ловило снежные нити.

Пило бурю.

- Не отпускай! – проорала я. – Скоро здесь ничего видно…

Очередная вспышка высветлила мир добела.

- Раз, два… - шелохнулись губы Бекшеева.

- Три, четыре… пять.