Он отвлёкся всего на миг: краем глаза увидел, как в толпу вклинился Исибаси. Значит, мечи ребята всё-таки протащили — хоть что-то шло по демонову плану! Исибаси с дюжиной самых надёжных ребят должен был отправиться на крытой телеге сразу за ними, только другой дорогой. С собой он вёз и мечи, и петарды, чтобы было, чем припугнуть актёришек. Но приехали парни намного позже, чем рассчитывал Ёсио. Должно быть, полиция задержала — этим уродам только дай волю, лишь бы сунуть свой нос в дела клана. Пользуются тем, что оябун старался выдерживать с ними более-менее терпимые отношения, вот и наглеют…

Ёсио отвёл глаза от подмостков всего на мгновение — но его оказалось достаточно, чтобы колдунья схватила Уми за руку, и та вдруг разом застыла. С лица её сошли все краски, глаза закатились, словно она грезила наяву. Ёсио доводилось видеть похожие лица в притонах, где люди дышали парами снотворного мака. Вот только Ёсио слишком хорошо знал — Уми никогда не стала бы принимать такую дрянь. Ни по своей воле, ни по чьей-либо ещё. Значит, это всё ведьмины происки, сомнений быть не может!

Ёсио не стал дожидаться, пока ситуация окончательно выйдет из-под контроля, и выхватил револьвер из кобуры. Но не успел он направить его на ведьму, как прямо за спиной раздался гневный крик:

— Отпусти мою дочь!

Когда оябун успел вернуться, Ёсио так и не понял — должно быть, подошёл сразу следом за Исибаси. Он растолкал всех и вышел вперёд, отвлекая всё внимание ведьмы на себя. Она медленно повернулась в его сторону и чуть склонила голову набок — ну прямо как птица, заприметившая особенно жирного червяка. Молчание колдуньи и вся её поза не предвещали ничего хорошего. Что-то однозначно назревало, тут даже не надо ходить к грёбаной гадалке. Вон она, и так на сцене восседает, словно в императорском дворце!

— Тебе нечего бояться, Итиро Хаяси, — пропела ведьма. Не выпуская руки Уми, она поднялась с дзабутона, и утянула девушку за собой. — На неё и впрямь наложено проклятие. Я лишь хочу помочь.

Похоже, весть о том, что среди них были сам глава клана Аосаки, а на сцене стояла его дочь, взбудоражила народ ещё сильнее, чем недавнее обвинение в колдовстве, которое Уми осмелилась бросить ведьме прямо в лицо.

Глаза Ёсио лихорадочно перебегали с окостеневшего лица невесты на неподвижную маску гадательницы. Она стояла, гордо подняв голову — ну просто замечательная мишень. Вот только Ёсио медлил, и никто из его парней тоже не спешил стрелять. Вдруг ведьма в самый последний момент вздумает сделать из Уми живой щит?

Похоже, оябуна одолевали похожие мысли, потому как он дважды прокашлялся, словно бы прочищал горло. Но то был условный знак: «без моего разрешения ничего не предпринимать». И Ёсио опустил револьвер, пряча его за складками штанов-хакама, чтобы оружие не так бросалось в глаза.