Но тут что-то идет не так. Тело все-таки подводит меня, и страшная боль внезапно обрушивается с такой силой, что я на мгновение теряю сознание. Руки выпускают холодное железо, труба со звоном падает, а вместо сокрушительного удара, который должен был выбросить моего противника наружу, получается только толчок, впрочем, достаточно сильный для того, чтобы снова опрокинуть его на спину. Я лежу на холодном бетоне, едва дыша от боли, и вижу, как он падает и разбивает головой пыльное стекло окна у самого пола.

Старые оконные переплеты дрожат и через мгновение рассыпаются крошевом гнилых щепок. Огромное стекло тяжело скользит вниз, как нож гильотины. Я успеваю повернуться на бок, закрыть лицо и голову руками и чувствую содрогание каменного пола, когда стекло ударяется в нижний край стены, а потом с грохотом рассыпается на множество осколков.

Становится очень тихо. Затхлое пространство цеха мгновенно заливает холодный влажный воздух. Я чувствую, как на мою щеку падают долетающие снаружи капли дождя. Я приподнимаюсь и смотрю туда, где несколько мгновений назад было окно. У самого края разверзшейся темной бездны лежит обезглавленное тело большого черного волка. Широкая ткань плаща раскинулась вокруг него, как погребальное покрывало. Среди засыпавших его стеклянных осколков тускло блестит лезвие кривого ножа.

Я не знаю, сколько времени пролежал без чувств и без мыслей. Помню только, как хрустели подо мной стекла, когда я пытался повернуться так, чтобы унять разрывающую ребра боль. Мотом были шаги, перекрещивающиеся лучи фонарей, голоса, и чьи-то холодные пальцы трогали меня за запястья и шею. Сквозь заливающее сознание мягкое забытье я чувствовал, как нарастает вокруг меня суета, а потом услышал знакомый женский голос.

— О, Господи! — воскликнула женщина.

Я почувствовал, как быстрые руки ощупали мои раны, потом дотронулись до ребер, и я снова потерял сознание.

Глава 14

Глава 14

— Два ребра сломано, — строго сказала Алина. — И возможно, что еще минимум в трех ребрах трещины. Это не считая сотрясения мозга, пореза на голове, колотой раны плеча и вероятных внутренних повреждений, которые я не могу диагностировать при поверхностном осмотре.

Гронский молчал.

— Больница по тебе плачет, — добавила Алина и покосилась на Гронского.

В комнате горел яркий свет. За окном сгустилась неподвижная ночь, какой она бывает в самой темной свой глубине, в преддверии первых утренних часов. На низком столике стоял раскрытый аптечный ящик, валялись бинты, ножницы, небольшой моток хирургической нити и пара изогнутых окровавленных игл в плоской металлической миске с водой, по которой расплывались розовые разводы.