Танька вдруг выпучила глаза и пронзительно завизжала, и одновременно взорвались тревожным квохтаньем куры. Из дальнего конца сарая на Таньку смотрел демон, принявший облик лисицы с двумя хвостами. Из пасти демона свисала придушенная черная курица. Танька осенила себя крестом. Это помогло: демон хохотнул и исчез.

Зато спустя секунду в сарай ворвалась с ружьем наперевес Марфа:

– Кто тут? – Марфа дергано потыкала стволом в разные углы сарая и нацелилась на стог сена, откуда явственно слышалось копошение. – Выходи, стрелять буду!

– Не надо, Марфушка, не стреляй, – пискнула Танька и свесила с сеновала голые ноги. – А я думала, ты в тюрьме…

Марфа медленно опустила ружье и попятилась, не отрывая взгляда от голой бесстыжей Таньки и голого, судорожно натягивавшего штаны красноармейца:

– Какой грех-то, Господи, какой позор, какой срам… Ты что ж это… При живом муже?!. Да прямо в доме… Совсем не боишься Бога!

Горелик, на ходу запахивая гимнастерку, тем временем сиганул с сеновала, выбежал из сарая и под истошный собачий лай кинулся к калитке.

– Марфуша, ты только не выдавай меня Ермилу, прошу!.. – Танька плюхнулась перед свояченицей на колени на обгаженный курами земляной пол. – И Андрону, если вернется…

– Я женщина честная, богобоязненная, – Марфа ухватила голую Таньку за волосы и потащила к выходу из сарая. – Я врать родному мужу не буду.

Лиза вынула из волос и бросила в отвар стебли полыни айе, а когда пошли пузыри, взяла голову черной курицы и выдавила в котел восемь капель.

Из приворотного отвара она приготовит сироп и опустит туда спелую ягоду восковницы, и когда сироп застынет в глазурь, получится танхулу – сладкое лакомство. Это лакомство она даст мужчине, который называет себя чужим именем, и оно поможет раскрыться тому, что уже и так зародилось…

– О Великая Лисица Ху-Сянь, как ты высушила эти цветки син-лин-пи, так заставь человека, их отвара испившего, сохнуть по мне. Как манила ты, Лисица, своим запахом зверя к кусту, где зрели ягоды бешеной вишни, так и я приманю человека, сок этой вишни отведавшего. Как стремилась пчела за нектаром к соцветьям болиголова, так и он пусть мучится и томится вдалеке от меня. И когда он вкусит сделанный той пчелой из нектара болиголова сладчайший мед, пусть и я для него стану источником нектара и меда. И как лишилась та пчела своих крыльев, так и он пусть лишится воли, о Небесная Лисица Ху-Сянь, пусть не сможет от меня никуда убежать, улететь и скрыться. Восемь стеблей полыни айе, что носила я в волосах, пусть держат его, как восемь капканов: два за руки, два за ноги, два за ресницы, один за шею, а последний за сердце. Восемь капель крови черной птицы пусть смешаются с его кровью, чтобы…