Допускать это Анкутан не собирался. Быстро сместившись в сторону, десятник вскинул винтовку и, едва только щит померк, спустил курок. Один из стрелков с хриплым воем покатился по земле. Но на позицию десятника обрушился свинцовый шквал. Трое степняков бросились растаскивать кусты, двое остались с лошадьми, а остальные вступили в перестрелку с егерями. Среди тех, кто остался в седле, был и раненый. Сжавшись в комок, степняк нетерпеливо покрикивал на бойцов, разбиравших завал. Но работать быстро под плотным обстрелом было сложно.

Егеря не теряли времени даром. Несмотря на темноту, они привычно ориентировались по вспышкам выстрелов, быстро меняя позиции. У противника такой возможности не было, и очень скоро ответных выстрелов стало звучать меньше. Но и завал на тропе был почти расчищен. Понимая, что противник вот-вот уйдёт, Анкутан повёл свой десяток в атаку. Едва только егеря дали залп, чтобы прижать противника для рывка в рукопашную, как на них обрушилось очередное заклятие.

Ледяные иглы возникали прямо из воздуха и обрушивались на участок, где шла стычка. Раздались крики раненых, и десятник, прижавшись к стволу ближайшего дерева, принялся высаживать в противника пулю за пулей от бедра. Одна из ледяных игл ударила его по плечу, заставив выронить винтовку. Правая рука онемела, но Анкутан, извернувшись, дотянулся до кобуры и, достав револьвер, продолжил обстрел. Раненая рука стремительно немела и он почти не видел целей от боли, ориентируясь только по движению. Вспомнив, что раненый всадник командовал остальными бойцами, десятник сквозь выступившие от боли слёзы навёл оружие на самую большую тень и плавно нажал на спуск.

Раздалось дикое ржание, что-то с треском завалилось в кусты, а на десятника обрушился очередной шквал огня. Но на этот раз продлился он недолго. Лошади с треском проломили оставшиеся кусты, а группа прикрытия сместилась к входу в урочище, продолжая вести огонь по егерям. Револьвер щёлкнул курком. Патроны кончились, но и стрелять егерь уже не мог. Сознание мутилось, хотелось просто лечь на землю и немного полежать. Тихо, спокойно, забыв о стрельбе и приказах. Просто немного отдохнуть, чтобы никто не мешал и ничего не требовал.

Глаза десятника закрылись сами собой, но сильное тело продолжало жить, сопротивляясь магии. Где-то на самом краю сознания зазвучали слова сотника, требовавшего любой ценой перекрыть проклятое урочище и не дать диким степнякам обойти войска с фланга. Долг всегда был для него не пустым словом. Вот и теперь старый солдат, вспомнив, кто он такой и зачем находится в этом диком месте, усилием воли открыл глаза, заставляя себя подняться. Но тело уже не слушалось. Онемение охватило всю правую сторону и ноги. Левая рука и шея ещё способны были двигаться, но Анкутан знал, что это ненадолго.