Кратов едва удержался, чтобы демонстративно не пожать плечами. Кто мог ведать, как этот его естественный порыв будет воспринят Видящими Внутрь… Он шагнул вперед, чувствуя себя как перед прыжком в черную и, должно быть, пронзительно ледяную воду, и вскинул скрещенные руки.

Ближний к нему Аафемт, чей гребень был вымазан оранжевым, издал хриплое карканье и развел в стороны свои костлявые конечности, обмотанные серым тряпьем.

– Отлично! – шепотом воскликнул Биссонет. – Отлично, Кратов! Они идут на контакт. Скажите им что-нибудь на языке Иовуаарп… афоризм какой-нибудь… но непременно в контексте переговоров. – Кратов дернулся было, чтобы спросить, как долго придется держать руки над головой, но Биссонет опередил его: – Теперь жесты значения не имеют, можете хоть на ушах стоять. Однако постарайтесь покуда не обращаться ко мне: языковой мешаниной вы совершенно собьете их с толку.

Кратов кивнул. «Вот влип! – подумал он. – Что же изречь такого нетленного?!»

– Долго думаете! – прошипел Биссонет.

«Как нарочно, из головы все вылетело… И поджилки трясутся. Это тебе, брат-плоддер, не фогратором орудовать! Но как же они похожи на нас, даже оторопь берет. Любого возьми, убери этот дурацкий гребень, умой как следует… переодевать не обязательно, на Земле и не так еще разгуливают… Ведь не распознаешь среди резвящейся публики вечерком где-нибудь на бульваре Тысячи Звезд, глазу не за что зацепиться!»

Он набрал полную грудь воздуха и на едином дыхании, но раздельно, в полном соответствии с орфоэпическими нормами доминирующего диалекта Иовуаарп, тщательно выверив интонацию, произнес:

– Йюнаиуааворзмаднулгалмаабаймо!

Восковые фигуры отпрянули единым порывом, будто Кратов у них на глазах вдруг обратился в трехглавого дракона и каждой пастью изрыгнул клубы ядовитого дыма пополам с пламенем. Некоторые даже обхватили головы руками.

– Что вы там ляпнули? – тихонько взвыл Биссонет. – Аафемт в панике, сейчас в обморок попадают… Немедленно исправляйтесь, злосчастный!

Кратов молчал, лихорадочно соображая, что же приключилось. На его взгляд, ничего предосудительного он не изрек, уж во всяком случае – способного породить такой ужас. Всего лишь возгласил классическую формулу приветствия, принятую между близкими, но давно не встречавшимися друзьями. Кажется, это была пространная цитата из какого-то литературного произведения. Отчего она произвела столь сильный и неожиданный эффект на слушателей, можно было только гадать…

Но в эту минуту отверз уста все тот же передний Аафемт, между тем как остальные, вновь обратившись в раскоряченных истуканов, почтительно внимали ему. Что касалось Кратова, то он даже скривился от напряжения, стараясь ничего не упустить из вложенного либо – что было, пожалуй, точнее – упрятанного в не такую уж и длинную гиперфразу смысла.