– Кажется, им не помешает помощь опытного наездника.

Коул подпрыгнул от моего голоса, и очки в тонкой оправе съехали ему на нос, который был весь усыпан веснушками, прибавившимися от постоянного пребывания на солнце. В испачканной льняной рубашке и коротких бриджах, с разбитыми коленями, Коул ушел с головой в чтение письма, подписанного рукой Гидеона: те же закорючки на букве «и», бесконечные запятые вместо точек, плавный наклон… И повтор тех же слов, которые были его девизом: «я должен», «все в порядке», «так надо».

– Вижу, ты занят…

Я присела рядом, прижимаясь к Коулу, и он обнял меня свободной рукой, удерживая второй кипу писем, чтобы та не разлетелась. В пустыне всегда было ветрено, как в горах: даже октябрь в Вермонте казался спокойнее и покладистее, чем лето здесь.

– Я знаю, ты думаешь, что Гидеон пишет все это под диктовку Ферн… – пробормотал Коул, пока я откупоривала баночку с мазью. На его щеке алела свежая ссадина, продолговатая и ровная, похожая на те, что он приносил с тренировок, когда Луна использовала хлыст. – Но он утверждает, что Ферн сама разрешила ему общаться со мной. Это ведь ее костяные голубки приносят письма. Они даже вместе помогли Сэму переправить лошадей в Завтра, представляешь? – Коул поморщился, но вовсе не от боли, когда я покрыла его ссадину тонким слоем серебряной субстанции с экстрактом шалфея и волчьей слюной. – Я заметил еще кое-что. Гидеон все чаще говорит о Ферн, как…

Он вдруг замялся, растеряв все слова, и я нетерпеливо подтолкнула его:

– Как?

– Как я говорю о тебе.

Стянув очки, Коул подогнул ноги и повернулся ко мне лицом. Его ладони были плотно перебинтованы, чтобы дать избитым костяшкам пальцев зажить, а кудри порядком отросли, прикрывая кончики ушей. Теперь из них торчало несколько перьев черного кондора с деревянными бусинами, дарованных лесными охотниками, а на шее красовались медные пластины. Я очертила их пальцами, пораженная тем, насколько же быстро Коул полюбился местным жителям. Почти каждый день какая-нибудь престарелая ведьма цепляла на него свой амулет с рунами отваги или защиты от плотоядных вендиго, трепет перед которыми передался им от индейцев, что жили здесь раньше.

– Гидеон будто и впрямь начинает доверять Ферн, – хмыкнул Коул мрачно, перечитывая письмо. Бумага, много раз скомканная, уже сделалась мягкой в его руках. – Сама послушай: «Ферн творит ритуалы иногда столь же красивые, сколь и пугающие. Сейчас мы в Мехико, улаживаем какие-то дела с ее старым знакомым. Она терпеть не может их засушливый климат, кактусовую водку и острую пищу, поэтому приходится искать ей рис там, где продаются только буррито. Странно, но Ферн почти не говорит об Одри и своем прошлом, хотя я часто спрашиваю ее об этом. Рад, что вы в безопасности и нашли пустынный ковен. Надеюсь, Меркурио и Кэссиди с остальными тоже там нравится. Постарайся не делать глупостей – оставь их в этот раз мне».