– Так открой его, – сказала Ворожея, как всегда, вторгнувшись в мои мысли так изящно и осторожно, что я даже не заметила этого. – Возьми шарф и сделай это. – Она решительно протянула его мне. – Ты ведь знаешь заклятие призыва. Ты видела, как я это делаю… Тебе давно нет равных в теории, Одри, но ничего не получается на практике, потому что ты и не хочешь, чтобы получилось. Ты боишься столкнуться с Рашель лицом к лицу? Но неужели ты не хочешь сделать то, что не успела в прошлый раз, – попрощаться с ней?

Я оцепенела под гнетом жестокой правды, от которой убегала все это время. В голове шипел, точно змеиный, ворох мыслей: вдруг, вызвав Рашель, я услышу, что разочаровала ее, уступив Ферн в ту роковую ночь? Или не справлюсь с громовым осознанием, что Рашель ушла безвозвратно, и все, что я могу, – это говорить с ее бесплотным духом?

Я пыталась отгородиться от всего этого, тем самым отгораживаясь от некромантии, но потом…

– Как знаешь, – пожала плечами Ворожея и взметнула красный шарф.

– Нет!

Я вскрикнула, бросившись за шарфом, уносимым душным ветром пустыни. Шелк ускользал сквозь пальцы, развеваясь в воздухе, убегая. Зарычав от злости, я смахнула со лба пот и подскочила, вонзая в край шарфа ногти. В конце концов я победила ветер, но что важнее – я победила саму себя.

На воспаленной ране нужно сделать надрез, чтобы выпустить гной и дать ей зажить.

Я спиной ощутила нежную улыбку Ворожеи: она снова закурила трубку и облегченно осела на землю возле черного надгробного камня, прислонившись к нему спиной и давая мне время пережить это чувство.

То была скорбь, вылившаяся в слезах, учащенном сердцебиении и шепоте, полным силы, от которой горело нутро:

– Revertimini ad me, Rachel Marshall.

Потемневшее небо, недовольное противоестественным действом, вихрь песка, являющий очертания женского силуэта, и жжение на шее от бусин, еще одна из которых явила свой первозданный белоснежный цвет.

– Ну, а остальное ты знаешь, – закончила я свой рассказ, довольно покрутив ожерелье на шее.

Рашель внимательно слушала меня, и ее лицо, выглядящее таким живым и настоящим, скорчилось в неоднозначной гримасе.

– Один дар, – подытожила она, удрученно массируя виски. – За три месяца…

– Так и знала, – насупилась я, водя пальцем по кругу из черной соли, в котором мы сидели, окруженные розмариновыми свечами и блюдцами с водой. Так было проще поддерживать связь длительное время и явить Рашель в мир не обычным миражом, а самой собой. – Это было все, что ты услышала? А как же похвалить меня?