Чистые руки: чернота всосалась внутрь, исчезнув. Я даже не успела обрадоваться, как все вокруг снова озарило огнем. Меня вновь бросили в пламя так же легко, как я бросила подсолнух в домашний очаг на Остару. Но в этот раз было совсем не больно. Я будто смотрела на все со стороны, чувствовала, как усыхает иллюзия башни, словно растение без полива. Больше не подпитываемая моим ужасом и сопротивлением, она окончательно выдохлась. И, освобожденная из плена собственного разума, я наконец увидела, чьими глазами все это время смотрела на мир.
– Агнес, – произнесла я, на этот раз стоя в толпе зевак и глядя на себя –
Черноволосая женщина, поедаемая огнем, не сводила с меня глаз. Лишь когда огонь добрался до ее лица, обгладывая щеки, она вдруг… улыбнулась.
Подул холодный ветер, туша кострище и мир вокруг.
– Мне так жаль, – прошептала я, сидя на полу старой заброшенной башни, где не было ни звука, кроме моего собственного дыхания и капания воды.
На стене как ни в чем не бывало горело заклятие-светлячок. Неровные крылышки, выведенные моим пальцем, мерцали желтым светом, похожим на солнечный. Сколько часов я провела здесь? Как сильно напугала Коула своими криками? Закончили ли со мной ведьмы? Все это было моим обучением или лишь прелюдией к нему?
– Слушать старших – это, конечно, похвально, Одри… Но не стоит слушать полоумных старух, – пробубнила я себе под нос, представляя, как Ворожея сейчас нервно курит свою трубку в шатре, Луна хохочет над моими криками, а невозмутимая Шайя плетет ловцы снов.
Собрав в ладони немного воды, бегущей по стене, чтобы промочить горло, я уселась подле светлячка, а затем промыла пальцы, израненные от попыток пробиться сквозь стены. В башне стало наконец-то спокойно, и я даже понадеялась, что она скоро выпустит меня, когда периферийным зрением увидела причудливый блеск.