Но делать было нечего. Они с Артемом принялись копать прямо в песке, руками и найденными неподалеку от леса кусками твердой и плотной коры – сухой песок поддавался легко, но так же легко осыпался в яму, поэтому времени на то, чтобы выкопать могилу, ушло больше, чем Ган надеялся.
Дайна, выпившая столько отвара и воды, сколько смогла, сидела неподалеку, заплаканная и растрепанная. Слезы прочертили по ее щекам грязные дорожки, нос покраснел и припух, белоснежные волосы слиплись и спутались. Пустой рукав лежал рядом с ней на песке, пропитанный кровью, но она, казалось, вообще не думала о том, что лишилась руки, что теперь ей придется жить с этим до конца дней. Она плакала не по себе, а по черному чудищу, которое Ган с Артемом опустили в песчаную яму, взявшись за лапы с двух сторон.
Ган собирался сразу же забросать его песком, но Дайна подошла к краю ямы.
– Здесь ляжет в прах Аждая, великий бог, – дрожащим голосом произнесла она. – Теперь его сила дарована иным землям. Нам, осиротевшим детям, остается только оплакивать его… Вечно. – Она запнулась, и на миг Гану показалось, что она разрыдается, как это часто делают на похоронах женщины.
Но вместо этого Дайна запела. Она пела без слов, тянула то одну, то другую ноту, чисто, громко. Ее голос вибрировал, изгибался, летел, и озерные птицы отвечали с воды, где их становилось все больше. Они подплывали ближе, вытягивали шеи, словно хотели лучше видеть необыкновенные похороны и понимали, кого именно закапывают на берегу озера Карок.
Ган хотел сказать ей, чтобы она прекратила петь или хотя бы пела тише, – но не мог, как будто Тофф снова заковала его невидимыми цепями… Но он чувствовал: на этот раз Тофф ни при чем. Дело было в пении, в жалобных криках птиц, в темнеющем небе этого странного мира, провожавшего своего странного бога в последний путь. Совершалось нечто важное, таинственное и печальное. Он не смел мешать.
Песня звучала, пока они забрасывали могилу. Потом Дайна, обессиленная, опустилась на колени перед холмиком и коснулась его лбом, испачкав лицо песком.
– Пусть иные земли даруют тебе таких же преданных детей, – прошептала она и наконец затихла.
– Отлично, – пробормотал Ган, с трудом сбрасывая липкие сети оцепенения. – Теперь-то мы можем наконец… – Земля под их ногами взорвалась фонтаном; мощный удар воздуха разбросал их в разные стороны. Дайна завизжала от боли.
Ган тут же вскочил, выхватил из-за пояса кинжал.
«Я прошу позволения!»
Тофф молчала.
Сандр шел со стороны леса. Он был одет в одежды из темной кожи и перьев, красного бархата и серебристого меха. Темные волосы лежали над бледным лицом, прижатые обручем, похожим на тот, что носил когда-то Ган. Плащ струился за Сандром по песку, как змеиный хвост. Он пришел один – хотя Ган был уверен, что вот-вот увидит идущее за ним войско; таким уверенным и неумолимым был его шаг.