— Не знаю, — сказала я мстительно, все еще злясь из-за денег.
— В течение двенадцати часов регистрируешься в соцслужбе, ходишь отмечаешься. Одно правонарушение в ближайшие полгода, хоть улицу не в том месте перейдешь — возвращаешься обратно. Тебе положено социальное жилье и социальное пособие.
Я покосилась за окно.
— А социальный зонт мне не положен?
Дождь лил как из ведра.
— Неа, не положен, — охранник заржал.
Из-за дождя я видела еще хуже, чем обычно, но, кажется, на противоположной стороне улицы кто-то припарковался. Если потороплюсь — успею поговорить с водителем и, может, уговорю меня подвезти.
— Ладно, куда тут палец приложить? — заторопилась я.
— Сюда, — охранник снова протянул мне планшет. — Ты это, осторожнее иди. Река разлилась, говорят.
Значит, сегодня в жилых блоках будет очень мокро. В прошлый раз на первом этаже воды натекло по щиколотку — откуда она только бралась, — воняло зверски, и одежда у всех отсырела и не сохла потом еще неделю, и Крина устроила драку, чтобы согнать меня с верхней койки, потому что там было почти сухо. Я поежилась. Вовремя меня выпустили.
Я натянула куртку на голову и выскочила под дождь. И тут же остановилась, не веря своим глазам. Эме. Да быть того не может. Волосы у нее стали ярко-красные, в нижней губе прибавилось колец, но это точно была она.
— Давай быстрей, плесень, мать твою! — заорала она. — Я тут два часа уже, блин, торчу! Весь город сейчас смоет к хренам собачьим!
Из-под оранжевого капюшона дождевика Эме улыбалась во весь рот, так, что ее и без того узкие глаза превратились в щелки. Я кинулась к ней и обняла — для этого мне пришлось нагнуться.
— Давай, пошли, — Эме, вывернувшись из моих рук, кивнула в сторону припаркованной машины, на которую я и возлагала надежды.
— Откуда у тебя машина? — спросила я, не придумав ничего получше.
Понятия не имею, что должен первым делом спросить человек, которого выпустили из тюрьмы. Но Эме никогда не водила машину — потому что не доставала ногами до педалей. И никто из нас не водил, потому что откуда у кого-то из нас она могла взяться. И никто из нас никогда не был в тюрьме.
— Да разве это машина, — отозвалась Эме. — Это долбаное ржавое ведро. Взяла тут… Сказали, что тебя сегодня выпускают, вот, решила приехать.
— А… больше никто не приехал?
На какой-то момент у меня появилась безумная надежда, что сейчас из машины выйдет Коди. Что мне просто не сказали, что он вернулся. Что этот момент, когда он крикнул «беги!» — не считается.
— Нет, — отрезала Эме.