Светлый фон

Между тем, сгустку надоело лишь наблюдать, и он решил создать систему миров. Он сплетался с миром, полным цветов, запахов, чудесного считывания, идей и тенденций и останавливался на категориях. Это были частички конструктов, из которых сложно создать полноценный мир, но сгустку нужно было создать хоть что-то. И он выбирал любопытные категории основного мира, брал подобные из своего запаса и плел вокруг сложного мира новые миры, более простые. Многие из них не эволюционировали, а сплетались готовые: ничто не расширялось, рождаясь из концентрированной точки.

Между тем, сгустку надоело лишь наблюдать, и он решил создать систему миров. Он сплетался с миром, полным цветов, запахов, чудесного считывания, идей и тенденций и останавливался на категориях. Это были частички конструктов, из которых сложно создать полноценный мир, но сгустку нужно было создать хоть что-то. И он выбирал любопытные категории основного мира, брал подобные из своего запаса и плел вокруг сложного мира новые миры, более простые. Многие из них не эволюционировали, а сплетались готовые: ничто не расширялось, рождаясь из концентрированной точки.

Более богатая информационная система притягивала к себе категории естественно, потому несколько миров вращались вокруг стержневого мира, словно планеты вокруг звезды. Так было и в мире сгустков – информационно-наполненные влекли к себе менее сложных и вторые, словно нелепые голодные акулки, отрывали по небольшому конструкту. Не отбирали, но словно копировали, спеша применить новые знания в конструировании домов грез и миров. Их струны голодно натягивались, желая притянуть материал, который оживит как внутреннее зрение, так и страсть к синтезу.

Более богатая информационная система притягивала к себе категории естественно, потому несколько миров вращались вокруг стержневого мира, словно планеты вокруг звезды. Так было и в мире сгустков – информационно-наполненные влекли к себе менее сложных и вторые, словно нелепые голодные акулки, отрывали по небольшому конструкту. Не отбирали, но словно копировали, спеша применить новые знания в конструировании домов грез и миров. Их струны голодно натягивались, желая притянуть материал, который оживит как внутреннее зрение, так и страсть к синтезу.

Но вернемся к нашему сгустку. Он все чаще сливался с миром: с суммой электромагнитных полей, генов и ионных каналов, которые хоть как-то могли запечатлеть кондиции этих неуловимых и свободных существ – людей. Сначала он не мог разделить образы, ощущая сразу сотни душ, словно запах одного огромного букета. Для обитателей лаборатории жизнь человека была коротка, как для людей срок существования поденки. Даже рабочее время считывания, растянутое, как резина, не позволяло хорошо вчитаться-вглядеться в плеяду образов. Пока сгусток учился считывать отдельные образы, на земле прошло десять лет. Но вот он смог различать индивидуальные оттенки: информационное биение холериков и сангвиников, спокойных и одержимых, самодостаточных и цепляющихся за окружение.